Книга Смерти смотрели в лицо - Виктор Васильевич Шутов

ее мать, старая согбенная женщина в нищенском рубище. Она жила впроголодь. Но подпольщица не могла помочь матери. Квартира была под наблюдением полиции.

Проводив командира, она возвратилась на Стандарт, чтобы отдохнуть у Марии Шаповаловой. Завтра предстояла дальняя дорога к фронту.

...По пути к дому Чистяковой Шведов обдумывал текст новой листовки. Нужно еще раз призвать людей к сплочению. Скоро наступят большие события в Донбассе. Сегодня шестое августа. Вчера столица впервые салютовала в честь победы под Орлом и Белгородом. Салют! «Немцы не случайно перебрасывали и перебрасывают теперь войска из Донбасса на север,— подумал Шведов.— Но у них не получилось. А у нас пока затишье. Наверняка — перед бурей».

Ирина Васильевна встретила его радостным возгласом:

— Вы все знаете! По лицу вижу.

— Да, салют победы. Понимаете — победы! За Сталинград не давали. А здесь!.. Впервые за всю войну,— восторженно сказал Шведов.— Теперь отступления не будет. До самого Берлина!

— Уж не провидец ли вы? — спросила Чистякова и добавила: — Мы так ждали этого. Так ждали!

— Нет, не ждали, а делали все, чтобы повернуть ход войны в нашу пользу,— сказал он и задумался. Потом попросил чистый лист бумаги.— Напишу текст новой листовки. А вы отпечатайте, пожалуйста.

Через полчаса они сели обедать. Борщ из свежей капусты казался Александру Антоновичу необычайно вкусным... Удивительно устроен человек — самому трудно, а последним делится. Говорят, что радость человек выносит на люди, а в беде остается один. Неправда. Беда сплотила советских людей, как никогда.

Он встрепенулся, робко взглянул на Чистякову: надо же, так увлекся своими мыслями, что позабыл про хозяйку.

— Я не только отдохнул, но и подкрепился,— проговорил он смущенно.— Спасибо вам. Теперь готов хоть сотню километров пройти.

Он распрощался и вверх по переулку поднялся на Стандарт. У трамвайной остановки его ждал Новиков, согбенный, худой, в очках из толстых стекол, за которыми глаза были большими и неестественными.

— Что нового? — спросил командир.

— На вокзале у портного забрал динамит, зарыл у себя во дворе,— сказал Дмитрий Федорович.— В лагерь пригнали партию пленных.

— В Макеевке был?

— Хотел вместе с тобой.

— Где будем сегодня ночевать? Может, у Марии Ивановны?

У Шаповаловой они останавливались дважды. Тихонько постучали в окно.

— Извините за вторжение. Вы оказались ближе всех на пути,— сказал Шведов.— Не хочется в комендантский час попадаться на глаза патрулям. У меня такое ощущение, что шпики ходят по пятам. Хоть в Макеевку перебирайся. Митя вот говорит: там есть укромные места.

— Можно найти,— бесцветно отозвался Новиков. Поднялся со стула и вышел во двор.

Шаповалова, поглядывая на дверь, быстро зашептала:

— Зачем вы ходите с этим человеком? Нехороший он — вижу по глазам.

— Он предан делу,— возразил Шведов.— А глаза у него такие из-за толстых очков.

— Нет, вы меня не переубедите,— ответила она.

Лишь заалело на востоке, как они поднялись, торопливо умылись и ушли в город. По дороге оба молчали. Всплыл разговор с Шаповаловой. Почему Новиков вызывает у некоторых людей антипатию? Безобидный, полуслепой человек. Старается выполнить все указания.

Свой двор превратил в склад оружия. В огороде закопаны боеприпасы, динамит, автоматы... Молчаливый и флегматичный — это да. Но натуру не переделаешь. «И все же я не первый раз слышу нелестные слова в адрес Дмитрия. Неужели не сумел разглядеть в нем то, что видят другие?» Он прервал свои размышления.

— Митя, скажи, у тебя бывает тягостное настроение?

— Ты устал,— ответил Новиков.— А тут еще — арест Марии.

Они снова замолчали. На квартире Гринько позавтракали. Емельян Феоктистович рассказал о последних событиях на фронте и добавил:

— Надо бы и нам организовать какой-нибудь салют.

— Думаем взорвать электроподстанцию на Рутченково,— ответил командир.— И высоковольтную от Днепрогэса. Город останется без тока.

От Гринько они вышли в десятом часу и по Институтскому проспекту направились к Чумакову. С профессором Шведова познакомила Богоявленская, и он с ним уже не раз беседовал. Оба пришли к выводу, что Донбасс угля немцам не дает. Заводы стоят, мелкие шахтенки добывают уголь только для местных нужд, а для паровозов оккупанты привозят топливо из Польши. На этот раз Александр Антонович шел к Чумакову проконсультироваться, как лучше осуществить диверсию на подстанции. Взглянул искоса на Новикова и подумал, что напрасно взял его с собой. Чумаков просил об их связях никому не говорить.

Между Седьмой и Восьмой линиями из-за угла вышли два человека — это были Шестопалов и Филатьев.

— Нет ли у вас прикурить? — спросил Шестопалов у Александра Антоновича.

— Не курю,— ответил тот, не останавливаясь. Ему загородил дорогу Филатьев:

— Ваши документы! Мы из тайной полиции.

Шведов спокойно достал паспорт, и в этот миг сильный удар по голове сзади свалил его. Новиков испугался и кинулся бежать, но его перехватили проходившие немцы. Александр Антонович, почувствовав облегчение, встал на ноги. Но на него набросились агенты и снова свалили на землю. Потом подхватили под руки и быстро повели.

Позади, придерживаемый солдатами, шел Новиков.

 До последнего дыхания

1

Тайная полевая полиция — ГФП 721 — прибыла в Сталино из станицы Морозовской после поражения гитлеровцев под Сталинградом. Ее возглавлял двадцативосьмилетний уроженец Кенигсберга полицайкомиссар Майснер. Он воспитывался в аристократической семье, его дядя занимал пост секретаря немецкого посольства в Токио. Выше среднего роста, выхоленный пруссак, Майснер органически ненавидел славян.

В самом высоком здании города, на углу Почтового проспекта и Второй линии, шеф ГФП занимал третий этаж — все шесть комнат. В рабочем кабинете висела военная карта Донбасса с прилегающими к нему районами от Харькова до Таганрога и от Миуса до Днепра. На этой территории действовали карательные и контрразведывательные команды тайной полевой полиции 721, обеспечивающей тыл 6-й армии. На противоположной стене — личное оружие полицайкомиссара — русский автомат.

Остальные пять