Книга Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов - Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вы, наверное, интересуетесь, как выглядит тот свет… Ну, как выглядит… Нормально выглядит… Обыкновенный такой тот свет… Вы бывали в Америке? Я, кстати, тоже нет… Так вот он приблизительно как Америка выглядит… Многие наши уже там, а остальные уже собираются… Тот еще тот свет…
Ой! И кого я там только не видела!.. Софочку!.. Дядю Киву!.. Дедушку Соломона!.. Барсика, своего кота, царствие ему небесное, которого мотоцикл переехал, когда Барсик со свидания возвращался, как сейчас помню, в марте 68-го года, холера его забери этот мотоцикл!.. Нет, вру, склероз, в марте 68-го — это мой третий муж Яша, царствие ему небесное, а Барсик в марте 67-го, оба они, между нами, те еще коты были!.. И даже мою любимую вазу я там видела которую купила в комиссионке еще до войны и которую Раечкин Левка смахнул со стола!.. Оказывается, наши любимые вещи никуда не деваются, они ждут нас на том свете, так что вы не расстраивайтесь, бейте себе на здоровье!..
И кого вы думаете, я еще повстречала на том свете? Ну, конечно, его, Яшу, моего третьего мужа…
— Сонечка, — говорит он, — а я тебя так рано не ждал… Я тебя ждал лет через десять — пятнадцать… Ты же была всегда здоровая как слон…
Нет, вы слышали, он меня не ждал!.. Он меня, и когда был живой, никогда не ждал, это я его все время ждала с его гулянок.
— Ты в своем репертуаре, Яша, — говорю я ему. — Чует мое сердце, что я, наверное, попала в ад, раз ты уже здесь… Я же тебя предупреждала, Яша, помнишь, я тебя предупреждала?..
— Сонечка, — говорит он, — отдыхай и ни о чем не бойся! Здесь такой обычай, что все советские люди попадают прямо в рай. Они при жизни так мучаются, что надо же им отдохнуть хотя бы на том свете…
— Ну, слава богу, Яшечка! — говорю я. — Я же советская женщина. Я всегда знала, что когда-нибудь это может пригодиться, дай бог здоровья нашему Горбачеву!..
— Это какой Горбачев? — спрашивает Яша. — Не тот ли это портной с Малой Арнаутской, который шил женские лифчики, которые совершенно не уступали французским?..
— Бери выше, Яша!.. Тот Горбачев — это тот Горбачев, а этот этот… Этот ничего не шьет, наоборот — ему постоянно что-нибудь шьют… Этот Горбачев теперь у нас самый главный, век за него буду богу молиться!..
— А что, этот Горбачев — хороший? — спрашивает Яша.
— Очень хороший, Яша, очень!.. Только ему, бедняжке, сейчас так трудно приходится с нами, что просто ужас!.. То Гдлян, то Собчак, то Литва, то привилегии, то 6-я статья!.. Совсем замучила его эта перестройка!..
— Ничего не понимаю, Сонечка! — говорит Яша. — Какой Собчак, какая 6-я статья? Ты, видно, на старости лет совсем сбрендила!
— Ох, Яша! — говорю. — Ты же ничего этого не застал, ты еще при бровастом умер, а у нас сейчас совсем, совсем другая жизнь… Собчак — это депутат, который все время достает нашего Мишу… И достает, и достает, хуже горячки… А 6-я статья — даже не знаю, как объяснить… Ну, это что-то вроде 5-го пункта… Только 5-й пункт не нравится только евреям, а 6-я статья почти что всем…
— Что-то, Сонечка, ты совсем в политику ударилась, — говорит Яша. — Лучше расскажи мне что-нибудь за Одессу. Как там наша Одесса?
— Ой! Ты бы сейчас ни за что не узнал бы нашу Одессу! Просто вылитый Житомир!.. Сейчас что Харьков, что Одесса, что Житомир — все на одно лицо. Это называется современная архитектура.
— А что, Сонечка, — говорит Яша, — выдали нам деньги за облигации на военный заем?
— Выдали, Яшечка, выдали. И за военный, и за послевоенный, и пенсию прибавили на целых 15 рублей, жаль, что ты не дожил до этого светлого дня!.. И даже гречку в заказах дают участникам ВОВ…
— Что? Что? — говорит Яша. — Каких ВОВ?
— Ой, Яша, я же все время позабываю, что ты давно умер. Участники ВОВ — это сейчас так называют участников Великой Отечественной войны. Теперь такие времена быстрые настали, что ни у кого нет времени слова полностью выговаривать… Вместо «спасибо» «спс» говорят, вместо «здравствуйте» — «здр»…
И тут я вижу, что мой Яша начал расстраиваться и как бы таять, таять и совсем растаял… И на его месте вдруг оказался симпатичный такой молодой человек в белом-пребелом халате, вроде как ангел…
Я ангелов никогда в лицо не видела, и я испугалась.
— Ангел божий! — говорю. — А что мне будет за грехи мои, я за телефон в прошлом месяце не уплатила, и на местных выборах против нашего первого секретаря обкома голосовала, и анекдоты про власти предержащие слушала и смеялась. Неужели меня из рая погонят?..
— Какой я вам ангел! — говорит он. — Я — реаниматор.
— А вы что, тоже умерли? — я, дура старая, спрашиваю.
— Ну что вы, тетя Соня!.. Не умирал я… И вас мы тоже с того света вытащили… еле-еле… Живите еще тыщу лет, тетя Соня!
Ну, тыщу не тыщу, а еще немного поживу… Интересно же, чем перестройка закончится.
Если она закончится когда-нибудь.
Навеселе
(Выходит, беспричинно смеясь.)…Ой! Не могу! Ой! Чтой-то со мной сегодня! Смеюсь, смеюсь, смеюсь, как дура какая!.. И все говорю, говорю, говорю!.. И вроде бы выпили мы с девчонками всего ничего… Одного шампусика… Там, в подсобке… Ой! Не могу, ну чтой-то со мной сегодня?!
(Замечает кого-то в зале.) Васьк, ты, что ль?.. Ты че, на концерт, что ли, пришел? Ой, извините, обозналась я!.. Простите, гражданин, великодушно… А все потому, что мы шампусика… С девчонками. Ага… как же?! Два таких события… Нельзя же было не отметить… Значит, Людка себе новую мебельную стенку сделала — раз (загибает палец на левой руке), Марья Васильевна — только тсс! между нами! — пер вый аборт — это два… Ой!.. Вру! Вру! Вру! Это Людка себе — новый аборт, а Марья Васильевна — первую стенку… Как это я могла оговориться!.. Марья Васильевна и первый… этот… Да наша Марья Васильевна им уже и счет потеряла… Я ей говорю, если б тебе, Марья Васильевна, за каждый… этот… звездочку на фюзеляже ставили, так ты бы у нас, как коньяк была бы двадцатилетней выдержки… Правильно говорю, Марья Васильевна?.. Так давайте же, говорю, махнем за Марью Васильевну шампусика, потому что людей в нашей стране мы еще худо-бедно можем производить на свет, а вот со стенками — полная лажа!.. За тебя, Марья Васильевна!..
