Книга Ошибка императора. Война - Виталий Надыршин

И он назвал адрес.

– Где-где вы остановились? – удивлённо переспросил Антон.

Пётр Иванович повторил.

– Бывают, конечно, в жизни совпадения, но чтоб такие… Я ведь, Пётр Иванович, там же квартирую, но именно сегодня собирался съехать. Видимо, коль ничего непредвиденного не случится, придётся отставить сие действо.

Поговорив буквально минуту-две, они расстались. Уже отойдя на несколько шагов, Пётр Иванович обернулся и прокричал:

– Милостивый государь, Антон Дмитриевич! А не затруднит ли вас к вечеру разжиться неким напитком, от коего голова светлее становится и мысли яснеют и в порядок правильный выстраиваются…

Антон рассмеялся, вспомнив шампанское и его количество, потреблённое старым советником на балу.

– Не извольте беспокоиться, что-нибудь придумаю, Пётр Иванович.

Молчавшая во время разговора мужчин Лиза тоже повернулась и, не ожидая от себя такой смелости, неожиданно приветливо помахала Антону рукой. Лейтенант замер, боясь пропустить каждый взмах этих божественных движений.

Глядя издалека на остановившихся клиентов, думая, что их коллега никак не может договориться с ними в цене, к господам заспешили конкуренты. Завидя их, особенно первых двух, заклятых «врагов» в нелёгком извозчичьем деле, отставной матрос почти бегом, оглядываясь на пассажиров (не дай бог, перехватят с другой стороны), рванул соперникам навстречу. Его угрожающая стойка, бычий взгляд наклонённой слегка вперёд головы, ну и, конечно, два сжатых кулака остановили движение наглых коллег, и те молча повернули обратно.

И вскоре, лавируя посередине бухты между верхушками корабельных мачт затопленных кораблей, ялик стал приближаться к берегу Северной стороны, к Михайловской батарее.

Ещё не придя в себя от неожиданной (но такой желанной) встречи, сжав в руке фуражку, Антон продолжал стоять на причале, устремив взгляд в сторону ялика: платье и шляпа девушки белым пятном выделялись на тёмном фоне лодки. И там, в лодке, находилась его Цирцея!..

Забытые нежные волнительные чувства мирных дней снова переполняли его. И казалось, что всё позади: нет войны и нет страшных бомбардировок, смерти и разрухи, всё в прошлом…

Вдохнув полной грудью, Аниканов надел фуражку, кинул последний взгляд в направлении Михайловской батареи, подхватил свой нехитрый багаж и медленно с неохотой покинул причал.

Ближе к вечеру совершенно уставшие Шороховы тем же способом и с тем же лодочником, с которым сговорились ранее, переправились обратно в город.

Егора они нашли в печальном состоянии, а главное, его нельзя было забрать с собой. Измотанный и очень уставший доктор Гюббенет с воспалёнными от постоянного недосыпания глазами весьма не рекомендовал отцу забирать сына.

– Не выдержит ваш сын переезда без медицинского наблюдения и перевязок, помрёт, смею вас заверить, господа, – сказал он и тут же посоветовал: – Вы, господин Шорохов, постарайтесь лучше достать где-нибудь лекарства, список которых я дам, да и питаться вашему сыну нужно лучше. Где будете брать, не знаю, сами понимаете: война… Однако, коль письмо имеете от министра, постарайтесь обратиться к начальству, может, оно и поможет. Сию идею ваш сын подсказал, он же у вас по интендантской службе… А нет, лучше езжайте назад, пока есть такая возможность.

И вот, добравшись наконец до дома, Пётр Иванович и Лиза привели себя в порядок: переоделись, умылись холодной колодезной водой, заботливо приготовленной хозяйкой, и в ожидании ужина, оговоренного заранее, сели за домом на лавку возле сбитого из досок стола под яблоней.

Дневная жара несколько спала, небольшая прохлада приятно освежала. Они сидели молча. Вдали раздавались одиночные разрывы, где-то рядом слышались голоса соседей, негромко поскуливала хозяйская дворняжка…

Первой заговорила Лиза.

– Дедушка, я останусь, –неожиданно тихо произнесла она. – Нельзя оставлять папеньку.

Пётр Иванович совсем не удивился этим словам. Он с нежностью посмотрел на красивый профиль лица уже взрослой внучки, вспомнил её ещё маленьким ребёнком, незаметно вздохнул и мягко, по-отечески и тоже тихо ответил:

– Опасно, Лиза, и весьма. Вспомни, что врач сказал: «Пока есть возможность…» А он просто так не скажет. А если не будет той возможности?.. А давай-ка, Лизонька, останусь я, а ты поезжай, милая. Негоже девушкам быть в городе, коль, не дай бог, сюда ворвутся враги.

– Нет, я останусь, – твёрдо и решительно возразила Лиза. – Не будем спорить, дедушка.

Помолчав, Пётр Иванович не менее решительно произнёс:

– Остаёмся вместе, Лизонька. Да и надо сказать, обратный путь вовсе не безопасный для одинокой барышни. В общем, вопрос решён и хватит об этом. Тем более… – дед хитро поглядел на внучку. – Антон Дмитриевич рядом будет…

Загавкала дворняга.

– А вот и наш сосед пожаловал, – весело воскликнул он, увидев, как из-за дома с большим свёртком и баклагой в руках, пригибаясь под раскидистыми ветками старой яблони, вынырнул Антон Дмитриевич, за ним – хозяйка и, виляя хвостом, собака.

– Ну вот, все в сборе, – в предвкушении ужина объявил Пётр Иванович.

Несмотря на печальные события минувшего дня, ужин прошёл, можно сказать, весело. Мужчины и хозяйка с удовольствием пили хоть и кислый, к тому же разбавленный, портер, неизвестно как добытый Антоном. Украдкой поглядывая на молодого человека, смущаясь, Лиза тоже пригубила хмельного напитка, на что дед лишь погрозил ей пальцем. Не оставалась обделённой и собачка. Свернувшись клубочком у стола, она жадно ловила бросаемые ей кусочки пищи и, не жуя, проглатывала их.

Уже почти стемнело, вечерний полумрак лёг на землю, когда хозяйка покинула своих постояльцев, уведя с собой почти сытую дворнягу.

После полного впечатлений трудного дня ужин, портер, вечерняя прохлада расслабили компанию, хотелось говорить и говорить… По крайней мере, этого хотел старый советник, но выслушивать нравоучения Петра Ивановича вряд ли хотели молодые люди… Да и о чём говорить? О политике? О войне?

Лиза знала, что дед сейчас будет философствовать и с ним лучше не спорить – конца-края не будет спорам. И она не ошиблась…

– Вот сподобился я, молодые люди, как-то прочитать в журнале «Телескоп» некое произведение некоего Чаадаева Петра Яковлевича. Ты, Лизонька, сей журнал тоже листала, будучи совсем крошкой, помнишь?

Девушка улыбнулась и отрицательно покачала головой.

– Так вот! А прочитал сию публикацию я потому, как б-о-о-льшой скандал случился. Уваров, в то время министр народного просвещения, боже, как он ногами топал, негодуя на автора, потребовал от полиции даже журнал запретить.

– Господи, что такого он написал? – спросила Лиза.

– Ни много ни мало, «Царство Божье». «Совершенный строй» желает построить этот Чаадаев. Каково?!.. Он пишет о мрачном и тусклом нашем существовании, где нет внутреннего развития, и о том, что мы все живём для того, чтобы преподать какой-то урок далёким предкам. Призывает любить Родину, но истину ставит превыше всего.