Книга Что же тут сложного? - Эллисон Пирсон

В этом-то вся закавыка. Не факт, что деньги непременно корень зла, но если чуть-чуть покопаться в любых семейных обидах – обязательно упрешься в деньги.

– Если бы не ты, мама осталась бы одна и нам все равно пришлось бы кому-то платить, чтобы за ней ухаживали. Помнишь мою подругу Дебру? Так вот, у ее мамы деменция, и они платят тысячу двести фунтов в неделю за какой-то пансион на южном побережье. Грабеж средь бела дня. Ты же справляешься лучше любой сиделки, а за мамой нужно будет постоянно ухаживать, когда ее выпишут из больницы. Так что благодаря тебе мы еще и сэкономим. Будет только справедливо, если я каждый месяц стану присылать тебе какую-то сумму.

Мои слова о справедливости помогли убедить Джули, не ранив ее самолюбие. Не хочу, чтобы она считала это подачкой.

– Ну ладно, – соглашается она наконец, – если ты считаешь, что так лучше… Не буду врать, в нашем положении деньги очень даже пригодятся. – Сестра берет меня за руки. – Кэт, ты прости, что я тебе наговорила…

– Да ну брось, ты права. Я совсем запуталась. У меня есть деньги, красивый дом, но все равно. Я запуталась.

– А представляешь, если все то же самое, только без денег.

– Легко, Джули. Того и гляди придется продать вертолет. Запасной, разумеется. Тот, резервный, в дальнем конце сада. Это же катастрофа.

– Еще бы, ведь малыш Бен тогда опоздает в школу.

– Бедненький.

– Да еще и в одном носке.

– Прекрати, я сейчас заплачу.

На мгновение нам снова двенадцать и четырнадцать, мы лежим у себя на кроватях и, хихикая, обсуждаем мальчишек. Какие-то вещи не изменятся никогда. Их немного, совсем чуть-чуть, но и на том спасибо.

Парковка больницы Бизли-Коттедж

Пятница, 07:21

Словно чтобы доказать, что тетушка Джули права, мой избалованный князек, проснувшись утром, не обнаружил подле себя личной служанки и осерчал.

Бен – Кейт

Где футбольные шорты

Кейт – Бену

Ты смотрел в нижнем ящике комода, где летняя форма? Хх.

Бен – Кейт

Там нет

Кейт – Бену

Ты вполне способен разобраться с этим самостоятельно. Посмотри еще раз в комоде, попроси папу помочь. Может, ты их дал Сэму, когда он у тебя ночевал? Мне сейчас нужно поговорить с бабушкиной медсестрой, напишу тебе через десять минут.

Бен – Кейт

Я необязан. Когда вернешься

Кейт – Бену

“Не обязан” пишется раздельно, мистер! И ты, между прочим, обязан сам о себе позаботиться, ты уже большой мальчик. Бабушке гораздо лучше, я сегодня вечером вернусь. Не забудь позавтракать и принять две фруктовые витаминки с омегой – в оранжевой бутылочке возле хлебницы. Непременно надень шлем, когда будешь кататься на велосипеде. И телефон заряди, а не как в прошлый раз! Я по тебе соскучилась. Хх.

Кейт – Ричарду

Не мог бы ты прервать медитацию или чем ты там занят и помочь Бену найти футбольную форму? Маме лучше, если, конечно, тебя это интересует. К.

Автор “Как воспитывать подростков в цифровую эпоху” строго-настрого запрещает “придираться” и “критиковать”, ей бы точно не понравилось, что я указала Бену на орфографическую ошибку. В книге говорится, что я должна “приспосабливать” родительские навыки к “растущему и развивающемуся молодому человеку”. Якобы это поможет “усилить способность ребенка справляться с меняющимися обстоятельствами посредством положительного подкрепления”.

Да пошла бы она в жопу. Джули права. Хватит нянчиться с Бенджамином, нужно помочь ему повзрослеть.

Ричард – Кейт

Успокойся, пожалуйста, я чувствую негативную энергию, она крайне деструктивна. У нас все в полном порядке. Передавай Джин от меня привет.

09:44

Старшая медсестра пригласила меня к себе в кабинет, уютную комнатку с окнами от пола до потолка, выходящими на зеленое пространство – садом его не назовешь – с молоденькими саженцами. Кажется, это березки. Мама наверняка их опознала бы, как и Салли. На стене за сестрой Кларк годовой календарь топорщится разноцветными наклейками и напоминаниями, когда раздавать лекарства.

Медсестра только что вручила мне стопку бланков, связанных с “сохраняющимися потребностями пациента в уходе”, как вдруг мой мобильник оживает: звонит Джей-Би. Бен повадился разыгрывать своих родителей-технофобов: ставит на звонок мелодию старого телефона, года так семьдесят третьего, – тех времен еще, когда моя мама, чтобы ответить на звонок, выходила в стылый коридор, брала трубку и говорила: “Бэтли четыреста двадцать девять”. Тот мир телефонных бесед и операторов, которые четко выговаривали согласные, как Селия Джонсон[94], сейчас кажется невозможно далеким.

После падения у мамы прошлое смешалось с настоящим. Вот она здесь, со мной, в настоящем, – и вот уже ведет нас с Джули за руки в воскресную школу. На нас одинаковые платья-сарафаны, мама скроила их по готовым лекалам. Помню, как она ползала по полу на коленках, зажав в зубах булавки, и аккуратно раскладывала на ткани бумажные выкройки. Как бы бедно мы ни жили, мама всегда старалась нас приодеть. И я пошла в нее.

– В этих бланках сам черт голову сломит, – говорит медсестра.

Она мне не нравится. Я поняла это с первого взгляда. Не нравится ее грубость, замаскированная под шутливость. Мне она кажется бессердечной. Мне не нравится, что она говорит о моей матери так, словно той тут нет, а к ней обращается нараспев, точно к маленькой. Однако же посмотрите, до чего я с ней мила! У меня уже лицо болит от натужных улыбок: я практически исчерпала запасы любезности и обхожусь с ней, как с самым важным и самым трудным клиентом. Мне необходимо ей понравиться, потому что я оставляю на нее маму и боюсь, что если чем-нибудь вызову раздражение медсестры или же она решит, что я высокомерная южная корова, то потом отыграется на маме.

– Да, – соглашаюсь я, покосившись на мобильник. – Но я хочу, чтобы за мамой ухаживали как можно лучше. – Второе голосовое сообщение от Джея-Би. Черт бы его побрал. Я буквально слышу, как он барабанит по столу наманикюренными ногтями. Мне нужно возвращаться.

– Надеюсь, все в порядке? – любезно интересуется медсестра. – А за маму не беспокойтесь. Мы за нее отвечаем, будем о ней заботиться, а когда она будет готова, выпишем домой.

– Спасибо вам большое, вы очень добры. Днем приедет моя сестра Джули. Пожалуйста, передайте маме от меня привет, как проснется.

– Передам, конечно. Ваше такси.

Напоследок я заглядываю к маме; она крепко спит. Из-за трубочки капельницы на ее левой руке набухла синяя вена, и кажется, что маме больно. После того как она перенесла сердечный приступ, я каждый раз, уходя от нее, ловлю себя на одной и той же невысказанной мысли: что, если я вижу тебя в последний раз? Как бы мне хотелось остаться с ней. Но нельзя. Долг зовет. Однако же мой долг – быть и здесь тоже. Спустя столько лет я по-прежнему служу двум господам: любви и работе.