Книга Скифские империи. История кочевых государств Великой степи - Ф. Грэм

Главным развлечением царя и его бояр была охота на разные виды дичи с собаками и соколами, и за вырубку леса или убийство даже зайца в окрестностях Москвы налагался большой штраф. Охотились способом, очень похожим на тот, которому раньше со страстью предавались великие ханы на равнинах Татарии. Огромное множество зайцев и прочей дичи загоняли в огороженное сетями место, а созывали бояр на охоту таким посланием царя: «Мы выехали на свою забаву и позвали и вас принять участие в нашей забаве, чтобы вы несколько развлеклись этим. Садитесь на коней и следуйте за нами». Княжеское охотничье платье состояло из белого колпака, украшенного драгоценными камнями, а впереди золотыми пластинками наподобие перьев, которые качались в такт движениям его головы; платье было расшито золотом, а на поясе висели два ножа и кинжал. Его сопровождали три всадника, а также гончие, борзые и другие собаки всевозможных пород. Загон охраняли другие всадники и солдаты, чтобы никакая дичь не сбежала; и каждый знатный человек являлся со своими собаками, которых спускал после того, как царь отдавал сигнал к началу охоты. Но все участники этого развлечения надевали рукавицы, так как московиты считали собак нечистыми животными, а прикоснуться к ним голыми руками значило оскверниться. По окончании охоты убитую дичь собирали и пересчитывали, и самыми удачливыми считались те, чья собака задушила больше всего зверьков. Затем часто доставали ястребов и соколов, с которыми русские охотились даже на лебедей и журавлей; и когда оба вида охоты заканчивались, знать удалялась в палатки, временно установленные неподалеку, где князь, переодевшись, принимал на троне из слоновой кости бояр и послов. Выразив ему свое почтение, гости рассаживались по местам, и слуги вносили варенья, сахар и другие кушанья, которые подносили царю, стоя на коленях; и как только отдых заканчивался, все садились в седла и возвращались в Москву. Уезжая из России, Герберштейн получил в дар от Василия деньги, множество сабель и мехов, несколько собак и редкие яства и образцы природных богатств империи.

Василий отправил послов к германскому императору, королю Польши и римскому папе; а также с того времени Россия, по всей видимости, поддерживала постоянные дипломатические отношения с Портой. Московиты в ту эпоху начали порой выходить за пределы своих владений, но в основном в сторону Азии. В 1468 году тверской купец Афанасий Никитин отправился в Индостан и Цейлон и оставил рассказ о своем путешествии; и даже во время владычества монголов множество кающихся и давших обет отправлялись паломниками и отшельниками к святыням Палестины и к местам рождения и погребения всевозможных знаменитых святых.

Иван Грозный в 1583 году послал двух купцов – Коробейникова и Грекова с даром в 77 тысяч флоринов патриарху Константинопольскому и Александрийскому и монахам, охранявшим Гроб Господень, прося их непрестанно молиться за душу его убитого сына[251].

Примечание к главе 3

Афанасий Никитин, тверской купец, видимо, побывал в Ост-Индии с торговыми целями. Он сопровождал Василия Папина, которого царь Иван III послал с подарком – кречетами для шаха Ширвана (сына Ахмада, последнего хана Сарая), и перед дальней дорогой Афанасий помолился о благополучном путешествии в Троицком монастыре на гробницах мучеников Бориса и Глеба. В Астрахани его схватили и ограбили татары, но потом по вмешательству Хасан-бека, посла Ширван-шаха, его отпустили, он проследовал в Баку, где, по его словам, горит огонь неугасимый (источники сырой нефти). Затем он пересек Каспийское море и отправился в Бухару; после того перешел персидские провинции, прибыл в Ормуз и оттуда поплыл в Чаул, город к югу от Бомбея. Его особенно печалила утрата молитвенников, которые у него украли в Астрахани, но тем не менее он усердно соблюдал все праздники и посты русской церкви, если ему удавалось узнать, на какой день они приходятся. «Господи Боже Вседержитель, Творец неба и земли! Не отврати лица от рабища твоего, ибо в скорби пребываю», – сетует Афанасий. Свою книгу он начинает так:

«За молитву святых отцов наших, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, раба своего грешного Афанасия Никитина сына.

Записал я здесь про свое грешное хождение за три моря: первое море – Дербентское, дарья Хвалисская, второе море – Индийское, дарья Гундустанская, третье море – Черное, дарья Стамбульская.

Пошел я от Спаса святого златоверхого[252] с его милостью, от государя своего великого князя Михаила Борисовича Тверского, от владыки Геннадия Тверского и от Бориса Захарьича.

Поплыл я вниз Волгою. И пришел в монастырь калязинский к святой Троице живоначальной и святым мученикам Борису и Глебу. И у игумена Макария и святой братии получил благословение. Из Калязина плыл до Углича, и из Углича отпустили меня без препятствий. И, отплыв из Углича, приехал в Кострому и пришел к князю Александру с другой грамотой великого князя. И отпустили меня без препятствий. И в Плес приехал без препятствий.

И приехал я в Нижний Новгород к Михаилу Киселеву, наместнику, и к пошленнику Ивану Сараеву, и отпустили они меня без препятствий».

Везде в пути он был со своим верным конем, а прибыв в Индию, сказал:

«И в том Джуннаре хан отобрал у меня жеребца, когда узнал, что я не бесерменин, а русин. И он сказал: «И жеребца верну, и тысячу золотых в придачу дам, только перейди в веру нашу – в Мухаммеддини. А не перейдешь в веру нашу, в Мухаммеддини, и жеребца возьму, и тысячу золотых с твоей головы возьму». И срок назначил – четыре дня, на Спасов день, на Успенский пост. Да Господь Бог сжалился на свой честной праздник, не оставил меня, грешного, милостью Своей, не дал погибнуть в Джуннаре среди неверных. Накануне Спасова дня приехал казначей Мухаммед, хорасанец, и я бил ему челом, чтобы он за меня хлопотал. И он ездил в город к Асад-хану и просил обо мне, чтобы меня в их веру не обращали, да и жеребца моего взял у хана обратно. Таково Господне чудо на Спасов день. А так, братья русские христиане, захочет кто идти в Индийскую землю – оставь веру свою на Руси, да, призвав Мухаммеда, иди в Гундустанскую землю. Солгали мне псы бесермены, говорили, что много нашего товара, а для нашей земли нет ничего: все товар белый для бесерменской земли, перец да краска, то дешево. Те, кто возят волов за море, те пошлин не платят. А нам провезти товар без пошлины не дадут. А пошлин много, и на море разбойников много. Разбойничают кафары, не христиане они и не бесермены: молятся каменным болванам и ни Христа, ни Мухаммеда не знают…

В Бидаре на торгу продают коней, камку, шелк и всякий иной товар да рабов черных, а другого товара тут нет. Товар все гундустанский, а из съестного только овощи, а для Русской земли товара нет».