Книга Кыш и Двапортфеля - Юз Алешковский

«А что, если… – я спрыгнул с подоконника, хлопнув себя по лбу. – Вот это мысль! Как я раньше не догадался!»

Я быстро оделся и, перекинув портфель через плечо, выбежал на улицу. На улице было тихо-тихо. Деревья стояли белые, кудлатые и покачивались из стороны в сторону.

Я думал: «Вот это да! Вот это мороз!.. Всё равно пойду в школу. Просижу в классе четыре урока и выучу грамматику. Потом напишу сочинение, назову его «В мороз» и пошлю в «Пионерку». Пускай в Антарктиде почитают».

Я побежал, но ветер больно колол нос и щёки. Тогда я сложил носовой платок и закрыл им лицо до самых глаз.

У дверей школы я столкнулся с каким-то парнишкой. Лицо его тоже было закрыто носовым платком.

Мы осторожно прошли мимо вздремнувшей нянечки, взбежали по лестнице и сдёрнули платки.

Я удивился:

– Коля? Грачиков? Ты чего?

– Тс-с! А ты чего? – спросил Коля.

Он был самым тихим учеником в нашем классе. Мы раньше сидели за одной партой, но нас рассадили, потому что я списывал у него диктанты.

Мне не хотелось выдавать секрета. Не зная, что ответить, я заморгал, и от тепла у меня сразу же слиплись заиндевевшие ресницы. И у Коли слиплись. Мы вошли в класс, растирая пальцами льдинки на ресницах.

Коля заложил дверь стулом.

– Ну, ты чего? – спросил я, раздеваясь.

– А ты? – упрямо сказал Коля.

Я решил не терять времени.

– Хочу здесь учить уроки. Дома скучно. Всё отвлекает. Ты же знаешь, что у меня большое воображение. Терпения только нет.

Коля разделся и вздохнул:

– Терпение-то у меня есть. А воображения нет. Нет, и всё. А почему нет – не знаю.

Он уныло встал у окна.

– Географию хоть вызубрить можно. А историю – никак. Ничего не могу запомнить. Лучше бы у меня терпения не было.

Коля ещё раз вздохнул.

Я сказал:

– Это ерунда. У меня вся история как на ладони. Я отвечаю, а сам всё вижу. Воображаю. Понимаешь? Только вот когда пишем диктант, я больше всех делаю ошибок. Помнишь, Игорь Павлович диктовал: «Когда наступает осень, журавли улетают в тёплые страны!» Он диктует, а я вижу: журавли летят и курлыкают, листья падают тихо, мы их во дворе собираем и жжём и руки греем у костра. Журавли далеко-далеко… Маленький клинышек… Летят над Нилом… Пирамиды всякие… И я думаю: «Скорей бы древнюю историю начали…» И столько ошибок делаю, что не успеваю исправлять. В общем, мне бы твоё терпение…

Коля посмотрел на меня с завистью и сказал:

– Давай я поучу тебя терпению, а ты за это поучишь меня воображению. Хочешь?

Я сказал:

– Воображение – ерунда. Терпение! Вот трудная штука. Я-то тебя в один миг научу. Для начала представь, что ты не Коля Грачиков, а учитель Игорь Павлович.

– Что ты? – Коля замахал руками. – Разве я смогу?

– Представь! Ты входишь в класс. Должен быть диктант. Я рисую клеточки для морского боя. Что говорит Игорь Павлович? Представляй! А то учить не буду.

Коля, вспотев от напряжения, смотрел на меня ошалевшими глазами. Потом тихо и смущённо сказал:

– Рыжиков… Вова… Ты чем занимаешься?

Я рассмеялся и поправил Колю:

– Не «ты», а «вы». И говорит Игорь Павлович смелей. Он же не боится меня. Это я его боюсь.

Коля сказал:

– Не перебивай… а то не буду воображать.

Я раскрыл тетрадь. Коля взял мой учебник и начал диктовать. Изредка он прерывал диктовку:

– Не смотри в потолок. Там нет самолёта… Забудь про «Кавказского пленника»… Вглядись в слово… Вспомни грамматику. Думаешь, мне не известно, почему ты её плохо знаешь? Ты с утра до вечера бродишь по выставке ремесленников. Без моей записки тебя туда больше не пустят.

Вдруг за дверью кто-то засмеялся, но я подумал, что мне это показалось. После слов Коли я даже привстал от неожиданности:

– Ты что! Так не годится. Ты воображай, как Игорь Павлович. Он же не знает, что я хожу на выставку. Давай по правилам!

Коля вскипел:

– Я всё знаю! Ты возишься с приёмником и целыми днями катаешься на коньках. Безобразие! О чём думают твои родители?!

После этих слов я тоже вскипел и вылез из-за парты:

– Ну-у-у! Ты моих родителей не тронь! Не тронь родителей, а то подерёмся!

Глаза у Коли налились слезами.

– Ты как разговариваешь? Ты с кем хочешь подраться? Ну хорошо! На педсовете поговорим. Выйди из класса!.. Ладно, не выходи. Давай писать дальше. Скоро уже конец. Сядь на место, будь внимателен.

Я снова сел за парту.

– Пиши! – крикнул Коля, стукнув меня учебником по голове.

Я хотел броситься на него, но он сказал:

– Прости, пожалуйста… Это верно, Игорь Павлович тебя бы не стукнул.

Коля снова диктовал, а я писал и яростно думал: «Ничего, подожди… Потом моя очередь быть учителем… Я тебе покажу, что такое история…»

Коля опять крикнул:

– Последнюю фразу напиши ещё раз! Не будешь зевать. Кстати, мне известно, почему ты завалил контрольную.

Я удивился, потому что сам этого не знал.

– Ты днём катался с горки в футляре от Славкиной виолончели, а вечером взял у Копёнкина «Огонёк» за прошлый год. Вот! Пиши!

Я писал, повторяя про себя: «Назло напишу без ошибок… Назло напишу без ошибок…»

Когда прозвенел звонок, Коля сказал:

– Проверь, Рыжиков!

Я проверил диктант и удивлённо свистнул: всего две ошибки, и то в последней фразе!

Я выбежал из-за парты, радостно потирая руки.

– Значит, и у меня есть воображение? – сказал Коля.

Я толкнул его:

– Больше, чем нужно! Ты притворялся. «Без записки… не пустят…» Садитесь, Грачиков! Теперь я учитель. Понятно?

Коля сел за парту, а я а стол. Потом, подражая Игорю Павловичу, я протёр воображаемые очки и, близоруко прищурясь, сказал:

– Гм… гм… Кого же я вызову первым? Рыжикова? Нет, Рыжиков знает историю назубок. Итак, Грачиков!

Коля нерешительно вышел к доске.

– Расскажите нам, Грачиков, про Ледовое побоище. Говорят, вы большой специалист по крестоносцам.

Коля покраснел и начал, запинаясь:

– Они… наши… подрались… с этими… а лёд тронулся. И потом… положило начало освобождению…

– Садитесь, Грачиков! Двойка.

– Но я же ещё не ответил, – возразил Коля.

Я ничего не хотел слышать.

– Садитесь! Двойка! Воображения нет у вас! Ай-ай!.. По такому интересному предмету… Но мне известно почему!