Книга Витте - Сергей Ильин

Прекрасная мать и верная жена, но неуравновешенная психически и не особенно умная как женщина (чем она отличалась от своей свекрови), Александра Федоровна имела веские личные причины не любить С. Ю. Витте. В частности, за его позицию в вопросе о престолонаследии осенью 1900 года. Император Николай II тогда почти целый месяц (с 1 по 28 ноября) болел брюшным тифом и некоторое время находился даже на грани между жизнью и смертью. Как раз тогда среди придворных появилось течение в пользу передачи престола императрице Александре Федоровне в том случае, если исход болезни ее мужа окажется летальным.

Для обсуждения вопроса было собрано частное совещание в составе министра внутренних дел Д. С. Сипягина, министра иностранных дел графа В. Н. Ламздорфа, министра императорского двора и уделов барона В. Б. Фредерикса, министра финансов С. Ю. Витте и великого князя Михаила Николаевича — сына императора Николая I, бывшего по возрасту самым старшим в императорской фамилии. Совещание высших сановников государства проходило на квартире Д. С. Сипягина, который тогда жил в гостинице «Россия». Сам вопрос о том, кому передать престол, С. Ю. Витте очень удивил. Согласно букве и духу закона о престолонаследии, категорически заявил он, на престол должен вступить брат царя и наследник престола великий князь Михаил Александрович. После обмена мнениями все согласились с заявлением С. Ю. Витте и постановили, чтобы об этом совещании и его заключении было неофициально доложено императрице.

В то самое время, а именно в 1900 году, С. Ю. Витте преподавал великому князю Михаилу Александровичу политическую экономию и финансы. Преподавание завершилось в 1902 году, и лекции, прочитанные С. Ю. Витте великому князю, были впоследствии изданы. С Михаилом Александровичем у С. Ю. Витте установились очень хорошие, почти дружеские отношения: он был приглашаем к великокняжескому завтраку, удостаивался чести сопровождать своего ученика в автомобильных прогулках по парку. Немудрено, что их прогулки были интерпретированы придворной челядью в качестве главного основания той решительной позиции, на которую С. Ю. Витте встал в вопросе о престолонаследии.

Но вернемся к событиям 9–10 октября 1905 года. Императору Николаю II виттевская идея о кости, брошенной недругам, судя по всему, явно приглянулась, и в конце беседы с ним он высказал соображение, что было бы лучше программу действий, изложенную в представленной записке, опубликовать манифестом от высочайшего имени. Как оказалось, оно еще не означало, что решение было окончательно принято. «Самое главное, я знал государя, знал, что мне на него положиться нельзя — безволие, недоверчивость и отсутствие всякого синтеза при довольно развитой способности к анализу»145. Пагубные колебания продолжались, хотя никакой реальной альтернативы планам тушения пожара революции, помимо широких уступок общественному мнению, не просматривалось даже в отдаленной перспективе.

11 и 12 октября председатель Комитета министров вообще не имел никаких известий из Петергофа. Чтобы решиться на следующий шаг, императору нужны были неотразимые аргументы в пользу серьезности происходящих в стране революционных процессов. 12 октября забастовку объявила Балтийская железная дорога. Связь между царской резиденцией и столицей, где находились все высшие государственные учреждения, теперь поддерживалась только по морю. В дневнике императора появилась запись: «Для сообщения с Петербургом два раза в день начали ходить „Дозорный“ и „Разведчик“. Милые времена!! Вследствие запоздалого приема сели завтракать в 2 часа».

13 октября из Петергофа на имя С. Ю. Витте полетела высочайшая телеграмма с повелением стать во главе министров и навести порядок в стране. «Только при спокойном течении государственной жизни возможна совместная созидательная работа правительства с имеющими быть свободно выбранными представителями моего народа», — назидательно говорилось в этом странном документе, как будто посланном с другой планеты. Как достичь этого «спокойного течения» жизни? Судя по всему, ясности по этому вопросу не было ни у монарха, ни у тех, кто доставлял ему советы. Перемен в государственном строе царь явно не желал — о программе С. Ю. Витте в телеграмме не говорилось ни единого слова, даже намека и того не было.

В тот же день Николай II дал аудиенцию главноуправляющему Канцелярией по принятию прошений на высочайшее имя барону А. А. Будбергу. Он нашел царя в очень угнетенном состоянии. Николай II с трудом скрывал свое беспокойство и не знал, на что решиться. «Дайте конституцию, сами, без посредников», — убеждал царя А. А. Будберг. Она вернет стране мир и тишину. Затем начнется оздоровление России, больной с головы до ног. Сам акт и те милости, которые он с собой принесет, должны быть такими, чтобы как можно большее число людей было им удовлетворено146.

На следующий день в столице был расклеен знаменитый приказ войскам, составленный петербургским генерал-губернатором, товарищем министра внутренних дел Д. Ф. Треповым, со словами: «Холостых залпов не давать, патронов не жалеть». Расчеты на грубую силу, как видно, оставлены не были. Как всякий слабодушный и слабовольный, хотя в житейском смысле и неплохой человек, император Николай II преклонялся перед грубой силой. Ему импонировали простые, недалекие, прямые и сильные по-солдатски люди вроде Д. Ф. Трепова, П. А. Столыпина и им подобных. Царский характер был таков, что он с трудом переносил в своем окружении людей умнее себя, унаследовав эту черту характера от деда, императора Александра II, про которого один современник сказал, что когда царь говорит с умным человеком, то напоминает ревматика, стоящего на сквозном ветру.

Пока в Царском Селе раздумывали, вся страна ждала, кто же возьмет верх: С. Ю. Витте с его реформами либо «…появится очередной приступ мракобесия, который на этот раз, как того с нетерпением ожидали все революционеры, совсем свалит царствующий дом… Надежды эти были весьма основательны, так как царь возбуждал или чувство отвращения, злобы, или чувство жалостного равнодушия, если не презрения; великие князья были совсем или скомпрометированы, или безавторитетны; правительство, не имея ни войска, ни денег и не имея способности справиться с общим неудовольствием и бунтами, окончательно растерялось»147.

Лишь 14 октября С. Ю. Витте удостоился высочайшей аудиенции. В Царское Село он отправился пароходом. Погода стояла скверная — шел снег с дождем, корабль сильно качало. В поездке графа С. Ю. Витте сопровождал сенатор Н. И. Вуич. Путники сетовали на постыдность положения, когда подданные должны добираться к своему государю чуть ли не вплавь. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, занимались всеподданнейшим докладом, который начали составлять еще 9 октября на основании уже упоминавшейся записки148.

Прямо с пристани председатель Комитета министров отправился во дворец. В беседе с царем он настаивал, чтобы объединенное правительство в эти грозные дни имело популярную среди населения программу неотложных политических реформ. При этом Витте представил царю свой всеподданнейший доклад и сказал, что в случае утверждения он будет являться программой правительства, которое ему поручено возглавить.

Задуманную комбинацию — популярные реформы проводит популярное правительство — разрушил царь. Он решил возвестить населению о переменах в государственном строе высочайшим манифестом. Особого энтузиазма у С. Ю. Витте это не вызывало: туманные обещания манифеста, толкуемые вкривь и вкось, способны были лишь разжечь страсти, чего следовало бы непременно избежать. Прецедент был — хорошо известно, какими драматическими событиями сопровождалось обнародование Манифеста 19 февраля 1861 года. Для успокоения взбудораженных крестьян пришлось несколько раз применять оружие.