Книга Витте - Сергей Ильин

Для рабочих подойдут законодательное нормирование рабочего дня, государственная система страхования, примирительные камеры и т. п. Аграрный вопрос ввиду его крайней остроты, нуждается в безотлагательном и радикальном решении. По счастью, лозунг расчленения России на автономные провинции не успел еще пустить глубоких корней. Поэтому, говорит С. Ю. Витте, идея государственного единства страны в части внешних сношений, военной организации, денежной системы, таможен, налогов и сборов на общие потребности, уголовного законодательства, единого народного представительства должна быть громко провозглашена правительством. Этой идее ничуть не противоречит ни особое устройство Финляндии, ни автономия десяти польских губерний, может быть, Грузии, других частей Кавказа и т. п.132

Автор «Записки» не видит, какой окажется физиономия будущей Думы. Он ни слова не говорит о возможном расширении ее прав. Но и при весьма ограниченных полномочиях народного собрания С. Ю. Витте считал весьма опасным предоставлять ее самой себе. «Отсюда вытекает первая ближайшая задача правительства: обставить дело так, чтобы выборы действительно производились честно и чтобы свободное их производство было для всех ясно…»133 Престиж Думы должен быть поднят на надлежащую высоту между прочим еще и для того, чтобы поддержать те общественные силы, которые, отвергая принцип совещательного представительства, все же решились принять участие в выборах.

С Думой, пишет С. Ю. Витте царю, правительству следует установить самую тесную связь и живое сотрудничество. Возможно, имеет смысл пересмотреть положение о недопущении совместительства службы на министерских постах с обладанием думским мандатом. Крайне желательно сформировать правительство из популярных общественных деятелей и преобразовать Государственный совет на началах выборности. Правительство должно отвлечь Думу от опасных политических шагов путем внесения в нее неотложных законопроектов.

Вместе с тем, предупреждает С. Ю. Витте императора, совершенно очевидно, что с самого начала работа народного собрания не получит делового характера. К этому нужно относиться спокойно, как к неприятному факту действительной жизни. Государству Российскому грозит страшная опасность, а выбора у власти нет: «…или стать во главе охватившего страну движения, или отдать ее на растерзание стихийных сил. Казни и потоки крови только ускорят взрыв. За ними наступит дикий разгул низменных человеческих страстей». Этими словами председатель Комитета министров закончил свое послание царю, поставив внизу дату: 9 октября 1905 года134.

10 октября беседа проходила уже не один на один, а в присутствии императрицы Александры Федоровны135. Больше из членов царской семьи не было никого: великий князь Николай Николаевич охотился у себя в имении, Петр Николаевич пребывал в Крыму, других же, в частности столь ценимого С. Ю. Витте за благородство и здравомыслие Владимира Александровича, просто не позвали.

Царь и царица не проронили ни единого слова, они сидели и слушали С. Ю. Витте. Россия, говорил он, являет собой страну, где неотложные реформы по установлению «разумной свободы и гражданственности» сильно запоздали. Правящий режим держался, покуда не грянула несчастная война, пошатнувшая «главное основание того режима — силу и, особливо, престиж силы, сознание силы». Теперь уже нет никаких альтернатив «крупным преобразованиям», которые смогли бы привлечь на сторону власти «большинство общественных сил»136. Председатель Комитета министров тем не менее советовал царю не принимать решений, которые противоречили бы его убеждениям или инстинктам. Хорошо зная своего повелителя, зная, что он не обладает способностью понимать «реальную сложную обстановку», С. Ю. Витте в особенности упирал на то, что положение до такой степени болезненно, что на скорое успокоение страны рассчитывать невозможно, какой бы путь ни избрать137. Главное, что нужно для полного успеха дела — твердо и последовательно идти по любому избранному пути, не отклоняясь в сторону и не поворачивая назад.

С. Ю. Витте применил все способы убеждения колеблющегося царя: «Прежде всего постарайтесь водворить в лагере противника смуту. Бросьте кость, которая все пасти, на вас устремленные, направит на себя. Тогда обнаружится течение, которое сможет вынести нас на твердый берег»138.

Едва ли С. Ю. Витте был вполне искренен, произнося эту фразу (если она вообще была произнесена). Впоследствии, уже после 17 октября, обстоятельства тех бесед с царем стали достоянием прессы и наделали много шума: мысль С. Ю. Витте была интерпретирована в том смысле, что после подавления революции можно будет дать отбой реформам. Журналист газеты «Новая жизнь» Л. Львов (Клячко), давший материал на эту тему, был вызван к премьеру.

В служебной квартире С. Ю. Витте он застал форменный содом: в кабинете повсюду, не только на столе, но и на полу, валялись документы и справки, в приемной ожидали многочисленные депутации, бегали курьеры. Председатель правительства отвел журналиста в соседнюю комнату и, уставившись на него в упор, сказал:

«— Вот уж никак не ожидал, чтобы вы мне ставили палки в колеса.

— Вы никак не должны были ожидать, что я скрою сведения, имеющие столь важное общественное значение, — ответил я.

— Во-первых, ваше сообщение не вполне правильное, а во-вторых, вы же сами понимаете, что с этим кретином (его буквальное выражение про Николая II) иначе ничего не поделаешь.

— Тем более я должен был об этом сообщить.

— В будущем, для истории. Но сейчас вы не должны были этого делать»139.

Относительно самого факта беседы с царем 10 октября не так давно в серьезной источниковедческой литературе были высказаны сомнения. Дело в том, что император Николай II, организованный и пунктуальный по натуре человек, на протяжении всей своей жизни вел личный дневник, где фиксировал все наиболее важные, на его взгляд, события, в том числе и прием важных посетителей. Запись о посещении С. Ю. Витте 9 октября была им сделана, а 10 октября — нет. Отсюда делается вывод: в действительности состоялась только одна аудиенция 9 октября140.

На аудиенцию 10 октября как на несомненный факт указывают два свидетеля происходивших событий: управляющий делами Комитета министров Н. И. Вуич и заведующий императорским кабинетом князь Н. Д. Оболенский141. Их воспоминания об обстоятельствах появления на свет Манифеста 17 октября С. Ю. Витте поместил в тексте своих мемуаров. Ответ на вопрос, почему в дневнике царя не была сделана запись об аудиенции 10 октября, не вполне ясен. Возможно, сам факт беседы на политическую тему в присутствии жены Николай II рассматривал как унижение своего мужского и царского достоинства. «Когда я докладывал в присутствии императрицы, — вспоминал С. Ю. Витте, — она не выронила ни слова, сидела как автомат, и по обыкновению краснела, как рак»142.

Роль императрицы Александры Федоровны в событиях вокруг Манифеста 17 октября еще нуждается в выяснении. Историк Александр Николаевич Боханов установил, что уже к моменту своего вступления на русский престол она была вполне убеждена, что власть ее мужа, русского императора, опирается непосредственно на Божественное провидение, пред которым простые смертные могли только склонять голову и трепетать. «Не позволяй другим быть первым и обходить тебя»; «Выяви Свою волю и не позволяй другим забывать, кто ты» — эти строки она собственноручно вписала мужу в его дневник еще в 1894 году143. Впоследствии именно царица распустила в придворных кругах сплетню, будто бы Манифест 17 октября был у императора вырван С. Ю. Витте. Император на это не возражал144.