Книга Восточный рубеж. ОКДВА против японской армии - Евгений Горбунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
8 июня в Улан-Батор пришёл ответ из Москвы на донесение Смушкевича. От имени наркома обороны ему сообщили: «Неподготовленность частей корпуса, в том числе авиации, недопустимая растерянность командования всех степеней начиная с Фекленко, мы ежедневно чувствовали. Ещё хуже выглядят начальники (авиационные) с Изотовым во главе. Обеих этих командиров на днях заменим». Участь командования корпуса была предрешена, а отсюда недалеко было до ярлыка «врага народа», который приклеили Кущеву, обвинив его в том, что он был якобы руководителем диверсионной группы, которая «порезала все провода от постов ВНОС во время воздушного боя 27 июня» (30).
До 17 июня Смушкевич вместе со своей группой лётчиков занимался усиленной работой по сколачиванию авиационных соединений. Боевых полётов советская авиация в это время не производила. И только с 17 июня начались первые разведывательные полёты. Надо отметить, что вся организация по сколачиванию авиации проходила с очень большими затруднениями. Корпус не был материально подготовлен к приёму такого количества авиации усиления, которое было намечено в конце мая. Для приёма и размещения новых авиационных частей, которые своим ходом прибывали из ЗабВО, не хватало аэродромов и посадочных площадок, а лётный состав негде было размещать. Для вновь прибывших самолётов не было предусмотрено запасов горючего и боеприпасов. Небольшие части аэродромного обслуживания не справлялись с возросшим объёмом работы. Так что надо было строить и строить, возить и возить. Генштаб этой неподготовленности своевременно не учёл и на все просьбы командования корпуса отвечал: «делайте за счёт действующих войск», проявляя при этом полное непонимание обстановки.
Если подводить итоги воздушных боёв, то можно прийти к выводу, что советская авиация в первый период боёв действовала неудовлетворительно, несмотря на количественное превосходство в самолётах, и господства в воздухе не имела. Основные причины: авиационные подразделения не были подготовлены для ведения группового боя, отсутствовало взаимодействие в воздушном бою между самолётами И-15 и И-16, что давало победу в воздушных боях в Испании и Китае. Большое значение имело и удаление передовых аэродромов от линии фронта, поэтому невозможно было наращивать силы при завязке боя. Но, очевидно, основная причина была в том, что самолёт биплан И-15, которым были оснащены полки корпуса, по своим лётно-тактическим качествам сильно отстал от истребителей противника И-96 и И-97. Впервые в Москве почувствовали, начиная с начала 30-х, что лозунг «летать выше всех, дальше всех, быстрее всех» является пустым звуком.
К концу июня в районе Хайлара была сосредоточена почти в полном составе 2-я авиационная дивизия японских ВВС, в которой имелись 7, 9 и 12-я авиационные группы. Сосредоточение наземных войск японское командование рассчитывало закончить к концу месяца, а для прикрытия сосредоточения войск решило нанести с 22 июня удар по советским ВВС с целью уничтожения их как на аэродромах, так и в воздухе. К этому времени соотношение сил было в пользу советской авиации. ВВС корпуса имели в своём составе два истребительных и два скоростных бомбардировочных полка в составе 151 истребителя И-16 и И-15 и 116 бомбардировщиков СБ. Японские ВВС имели четыре боевые отряда новейших истребителей И-97 (125 самолётов), два боевых отряда бомбардировщиков и два смешанных боевых отряда (бомбардировщики и разведчики). Всего 220 самолётов (31). Перевес был на советской стороне, но использовать его в первый день активных воздушных боёв не удалось.
Рано утром 27 июня 24 японских бомбардировщика под прикрытием 40–50 истребителей бомбили двумя заходами аэродром в Тамцак-Булаке. Одновременно группа в 40–50 истребителей внезапно напала на аэродром 70-го истребительного полка. В тот же день японская авиация произвела налёт на аэродром в Баин-Тумене. В официальном отчёте отмечалось: «Наши потери были незначительными, но морально они были очень неприятны, особенно для лётного состава» (32). В другом разделе этого отчёта отмечалось, что: «27 июня противник совершил налёт на наши аэродромы, в результате которого был нанесён большой ущерб 70-му полку — было сбито в воздухе 14 самолётов И-15 и И-16 и два самолёта И-16 сожжены на земле, группа же противника, производившая налёт на аэродром, потерь не имела» (33). Вот так в одном и том же документе выглядело описание одних и тех же событий.
В результате проведённых воздушных боёв в июне, со слов лётного состава участников боёв, противник с 22 по 27 июня потерял сбитыми 42 истребителя, 2 бомбардировщика и один разведчик. В это число не вошли самолёты противника, сбитые в бою 25 июня, так как бой вёлся над территорией противника. Советская авиация за тот же период потеряла 41 самолёт, большая часть из которых составляла самолёты И-15. Счёт потерь был примерно равным, и советской авиации не удалось добиться в июне господства в воздухе и превосходства над японской авиацией, несмотря на все старания Смушкевича и его группы лётчиков. Очевидно, срок в один месяц был явно недостаточным для достижения этих целей.
Баин-Цаган
Гора Баин-Цаган возвышалась на западном берегу в излучине Халхин-Гола. Крутые склоны делали недоступными подъём на её вершину со стороны реки танков, бронемашин и тяжёлого автотранспорта. Даже артиллерию можно было поднять на вершину с трудом, и только в отдельных местах. Если смотреть с запада на восток, то гора была не видна. Командир танка или бронемашины видел в смотровую щель башни плоскую, без единого выступа или ориентира, плавно поднимающуюся местность, которая на самой вершине заканчивалась крутым обрывом к реке. С вершины горы местность к востоку от реки просматривалась почти до самой границы. Обзор на запад ограничивался 4–5 километрами.
К западу от горы Баин-Цаган на десятки километров простиралась голая ровная степь, которая могла использоваться как аэродром для боевых самолётов. Противник, захвативший вершину горы, господствовал бы над всей местностью на десятки километров к западу от реки. Это хорошо понимало японское командование, и именно здесь оно решило нанести основной удар, чтобы окружить и уничтожить советско-монгольские войска, занимавшие плацдарм на восточном берегу реки.
Воздушные бои в конце июня, когда в монгольском небе в ожесточённой схватке вертелись десятки советских и японских самолётов, не предвещали ничего хорошего. Уже по их накалу советскому командованию было ясно, что назревают серьёзные события. Иначе японское командование не решилось бы бросать в бой столько боевых самолётов, чтобы завоевать господство в воздухе. Учитывая сложившуюся обстановку, новый командир корпуса комдив Жуков принял решение подтянуть механизированные части корпуса к Халхин-Голу.
К этому времени штаб корпуса из Улан-Батора был переведён в Тамцак-Булак, а передовой командный пункт штаба расположился на горе Хамар-Даба. Из Тамцак-Булака устойчивая связь поддерживалась с Улан-Батором, Читой и Москвой. Передовой командный пункт имел надёжную телефонную связь со штабом корпуса. На должность начальника штаба корпуса прибыл из Москвы с несколькими работниками Генштаба комбриг Богданов. Это был великолепный штабной работник, обладавший богатым опытом, большими теоретическими и практическими знаниями. Закончив Военную академию, он работал начальником штаба дивизии и корпуса. В 1936–1937 гг. Богданов — один из военных советников в Испании. После возвращения в Союз он был награждён орденом Ленина и назначен заместителем начальника штаба конно-механизированной группы. С этой должности он и отправился на монгольскую границу.