Книга Восточный рубеж. ОКДВА против японской армии - Евгений Горбунов

* * *

Вместе с комкором Смушкевичем на Халхин-Гол прибыла группа из 35 лётчиков. В Москве собрали лучших асов со всех пограничных военных округов (ЛВО, БОВО, КОВО) и инспекторов лётного дела из высших лётных школ. В группе были и четыре Героя Советского Союза, получившие эти звания за бои в Испании и Китае и имевшие большой боевой опыт. Сразу же после прибытия на Халхин-Гол комкор начал разбираться в авиационной обстановке. Его оценки положения были очень жёсткими. В донесении в Москву 6 июня комкор и комбриг Денисов писали: «Управления и организации боя не было (имелся в виду бой 28 мая). На аэродром поступило много противоречивых и путаных приказаний. Поэтому в панике взлетали отдельные звенья и одиночки. Виновные в поражении Изотов и командир бригады Куцевалов. Способствовал поражению плохой тыл, отсутствие связи с аэродромами и низкая подготовленность лётного состава». 8 июня Смушкевич отправил очередное донесение в Москву. Выводы были такими же жёсткими и отрицательными: «Пришёл к убеждению, что командование корпуса и лично Фекленко распустили части, одновременно не наладили тыл и очень низкая дисциплина. Бесспорно, что к войне командование корпуса не готовилось, или плохо готовилось. Поэтому при незначительных событиях командование корпуса растерялось и это прямо сказалось и на авиации. Теперь тут наводит порядок Жуков. По-моему, целесообразно его хотя бы на время оставить командующим корпусом…».

То, что командование корпусом надо менять, было ясно ещё после майских боёв. Но подобные замены решались тогда на высшем политическом уровне и только с согласия Сталина. Именно к нему 11 июня и обратился Ворошилов с просьбой о замене командования советских войск в МНР. Он просил отстранить от занимаемой должности командира 57-го особого корпуса комдива Фекленко как не оправдавшего доверия и не справившегося с руководством подчинённым ему корпусом. Его вина, по мнению Ворошилова, заключалась в том, что он не установил тесной связи с командованием МНРА. И когда 11 мая начались военные действия у Халхин-Гола с участием японской авиации, то до 16 мая этот важнейший факт или не был известен Фекленко и штабу корпуса, или же о нём знали, но на него должным образом не реагировали и в Москву об этом не доносили. Об этих событиях Москва сама потребовала донесений от Фекленко, который не мог вразумительно доложить о том, что произошло на Халхин-Голе.

Ворошилов писал в своём письме Сталину, что: «По донесениям т.т. Смушкевича и Жукова командование корпусом и лично Фекленко распустили части, совершенно не наладили тыл, в войсках очень низкая дисциплина. Штаб корпуса и командование оказались неподготовленными к организации отпора японо-баргутам и не сумели организовать руководство и управление боем…». Можно было бы и дальше перечислять грехи комдива, но в той обстановке сказанного Ворошиловым было достаточно для его отстранения от должности.

Следующим на «вылет» по предложению Ворошилова был командующий ВВС ЗабВО комдив Изотов. Его обвинили в том, что получив приказание усилить авиацию корпуса, вылететь самому на место событий, взять в свои руки командование всеми авиационными силами, не обеспечил выполнение этого приказания. Комдив перебросил в МНР 22-й и 38-й авиаполки без тыла и необходимых боеприпасов. По мнению Ворошилова: «Изотов проявил нерешительность, бездеятельность, мотался по аэродромам, но не командовал. Несмотря на мои неоднократные требования донести, как был организован бой и результаты боя, он уклонялся от донесения, представленные же донесения оказывались противоречивыми». В общем, грехов хватало и у комдива, он вместе с Фекленко покинул свой пост.

Ворошилов также предложил отстранить и командира 100-й авиабригады полковника Калиничева. В начале событий он растерялся. По донесениям Смушкевича он ничего не знает, только вредит делу и с самостоятельной работой не справляется. Полковник был назначен в МНР, а приехал туда только в апреле 39-го. Конечно, за несколько дней до начала конфликта он не смог ни в чём разобраться, а входить в курс дела, когда в небе господствует японская авиация, было уже поздно. Сталин уже в тот же день согласился назначить командиром корпуса комдива Жукова. Вместо Изотова командующим ВВС округа назначался комдив Шарапов. На следующий день Ворошилов получил из Тамцак-Булака короткую шифровку: «Командование корпусом сдал комдиву Жукову. 12.6. Фекленко» (24).

Сразу же после смены командования корпуса из Москвы последовало очередное указание наркома об активизации действий авиации. Нарком требовал усилить авиаразведку и в кратчайший срок установить местонахождение всех приграничных японских авиагарнизонов, авиабаз и полевых аэродромов. Такое указание было вызвано тем, что: «Японская авиация, поощряемая нашей бездеятельностью, обнаглела и почти ежедневно совершает свои разведывательные полёты над территорией МНР». Предполагалось, что после сосредоточения на монгольских аэродромах достаточного количества истребителей и бомбардировщиков будет нанесён массированный удар по японской авиации на земле. Уже 5 июня на разъезд 111-й Забайкальской железной дороги прибыли эшелоны с истребителями и бомбардировщиками. Опытный лётный состав, набранный из лётных частей западных пограничных округов, прибыл в Читу 10 июня. Ворошилов потребовал от командования ЗабВО немедленно подготовить самолёты и лётчиков для отправки Смушкевичу, который командовал ВВС корпуса. От него требовали: «Не уклоняться от боя с японской авиацией, как это было до последнего времени, а быть готовым к серьёзным боевым схваткам с японской авиацией и принять меры к прикрытию с воздуха своих баз, аэродромов и войск». Директива была отправлена 12 июня и под ней стояла подпись «Киев» — закодированная подпись Ворошилова (25).

Разрешение на поиск и уничтожение японских аэродромов советская авиация получила, но вместо того, чтобы выполнять это указание, занялась совершенно другим делом. Пришлось наркому посылать очередную директиву с требованием немедленно прекратить эту деятельность и начать выполнять то, что нужно в создавшейся боевой обстановке: «Такие налёты по пустому месту с большим количеством авиации приводят к напрасному сжиганию моторов и могут дать совершенно обратный результат». Дальше шло требование прекратить ненужные штурмовые налёты по неизвестным объектам и ограничиться разведывательными полётами на глубину до 10 километров за линией границы. Ну и, конечно, очередное предупреждение о необходимости прикрытия с воздуха своих баз, аэродромов и войск и требование: «в случае налёта противника уничтожить его в воздухе независимо от количества». Эта директива, так же как и предыдущая, была подписана Ворошиловым (26). В этот же день на командный пункт корпуса поступило очередное распоряжение наркома. Смушкевич должен был передать руководство авиацией Денисову и дать ему все необходимые указания и инструкции для действий в случае внезапности налёта противника (27). Войск на Халхин-Голе было уже много, и большинство их было сосредоточено на восточном берегу реки. А вот о надёжной противовоздушной обороне не позаботились. Не было в июне зенитных артиллерийских дивизионов ни на западном, ни на восточном берегу реки, и прикрывать войска от внезапных налётов японской авиации было нечем.

25 июня Ворошилов направил очередную директиву Военному совету ЗабВО. Для пополнения авиации корпуса Смушкевичу нужно было срочно направить 20 истребителей И-16 и 16 истребителей И-15, а также 19 опытных лётчиков. Забайкальцам сообщалось, что: «Взамен отправляемых лётчиков и самолётов пополнение для Вас направляется из Москвы» (28). Воздушные бои на Халхин-Голе велись активно, и за июнь советская авиация потеряла 46 истребителей (19 И-16 и 27 И-15). Поэтому и переправлялись истребители с забайкальских аэродромов на Халхин-Гол (29).