Книга Зеркало, или Снова Воланд - Андрей Малыгин

Со второй попытки на другом конце провода наконец-то откликнулись. Думал, что Генриетта Васильевна, секретарь Игоря Анатольевича — начальника одного из управлений министерства, можно сказать, своего хорошего приятеля, но оказалось, что какая-то новенькая Филомена Петровна, а Генриетта Васильевна со вчерашнего дня в отпуске. Про себя мимолетно подумал: «Ну и баб же себе подбирают, все с какими-то странными именами. Черт знает что!» Новенькая же очень приятным, располагающим голосом сообщила, что Игоря Анатольевича, к сожалению, сейчас нет на месте, с утра пораньше укатил в Госплан по каким-то срочным делам и когда появится, трудно сказать. А затем поинтересовалась, а что у него за вопросы, может быть, что-то срочное, и она чем-то сможет ему помочь. Орлов сначала заколебался, а затем смущенно произнес:

— Да, понимаете, вроде бы неудобно и говорить-то… Ну, в общем, хотел кое-что уточнить по поводу… моего вчерашнего награждения…

В трубке тут же ответили:

— Ох, извините, что сразу не сообразила. Разрешите от имени самого Игоря Анатольевича и, конечно же, от себя лично поздравить вас с такой… я бы сказала, закономерной наградой. Как только объявится Игорь Анатольевич, непременно вас тут же соединю. — А затем озабоченно поинтересовалась: — А что, разве что-то не так получилось? Какие-то основания для беспокойства имеются?

— Да нет, спасибо, все вроде бы нормально… Если не сказать больше… Но как-то уж очень неожиданно… — ответил довольный Орлов.

В трубке по-женски интригующе заметили:

— Ну вы же должны понимать, что такие большие награды бывают всегда неожиданны. Это же не какое-то там рядовое событие. Поэтому, я думаю, что никаких оснований для беспокойства нет.

Она еще что-то хотела добавить, но тут в трубке внезапно захрипело, послышались какие-то обрывки смеха, потом что-то вроде кошачьего мяуканья и знакомые короткие гудки. Связь внезапно оборвалась. Но это уже было не важно, главное, он получил долгожданное подтверждение, что его сомнения — просто наивная чепуха. Все в полном порядке, как и полагается.

И так неплохое настроение Орлова заметно улучшилось.

— Не кочегары мы, не плотники, и сожалений горьких нет… — запел он себе под нос, — вот это уж, братцы мои, точнехонько!

Он вытянул из пачки заграничную сигарету с длинным коричневым фильтром, чиркнул красивой золотистой зажигалкой и, выпустив первую струйку дыма, включил телевизор. Быть может, что-нибудь расскажут и о его награждении в городских новостях. Совсем бы неплохо взглянуть, как все это выглядело со стороны.

Но тут вбежала румяная и счастливая секретарша и положила на край стола ярко-красную папку с золотистым тиснением в правом верхнем углу «Генеральный директор Орлов Л. П.», а ниже посередине «Документы на подпись».

Орлов бегло скользнул глазом по первым двум документам о создании каких-то там очередных комиссий, наложил утвердительную резолюцию и взял в руки проект приказа о премировании работников ОТК по итогам работы за третий квартал. В преамбуле документа говорилось, что именно благодаря самоотверженным стараниям работников этого славного подразделения по итогам работы за этот временной промежуток на предприятии были достигнуты очень внушительные результаты. Далее шел перечень различных цифр и процентов, неоспоримо подтверждавших авторитетные показатели, а уж затем само собой напрашивался и вывод, что без солидной денежной премии здесь уж никак не обойтись, а правее красовалось четырехзначное число этой самой награды, при виде которой Орлов, присвистнув, даже покачал головой. Чуть пониже как бы между прочим говорилось и о фамилиях руководителей, кто так умело и слаженно, не жалея живота своего, все время направлял и воодушевлял многочисленный коллектив работников этой бракозащитной структуры. И самой первой, естественно, смиренно значилась фамилия самого Павла Васильевича Бородкина, главного технического контролера завода, а справа от нее — непритязательная пятерка с двумя нулями, как скромная оценка его вклада на этом отрезке времени. Визы руководителей соответствующих структур были, как и положено, на месте.

Прочитав весь текст документа, Орлов, поиграв губами, задумчиво произнес: «Однако! Скромности Паше, как всегда, не занимать!» — и тут же нажал на небольшом пульте кнопку с надписью ОТК.

В кабинете Бородкина требовательно и резко зазвонил красный директорский аппарат. Павел Васильевич с резвостью десятилетнего мальчишки бросился, схватил трубку телефона, и лицо его засветилось счастливой улыбкой.

— Добрый день, Лев Петрович, здравствуйте, — начал он сбивчиво исторгать из себя поток отрывистых слов. — Разрешите еще раз, понимаешь, от всей души вас горячо и сердечно поздравить, — и он приложил руку к груди, — с самой высокой оценкой Родины. Пожелать вам, Лев Петрович, отменного здоровья на целую сотню лет, огромного счастья и непременной удачи, понимаешь, во всех ваших делах. Ну а мы, ваши преданные помощники, будем, понимаешь, и дальше верой и правдой служить… нашему общему делу и шагать с вами нога в ногу. Слушаю вас, Лев Петрович…

— Спасибо, Паша, за добрые поздравления, понимаешь, — шутливо передразнил он своего подчиненного. — Ты прямо художник слова. Я их все, безусловно, принимаю. Здорово сказал, а в особенности насчет того, чтобы, как ты выразился, идти нога в ногу. Это, конечно, хорошо… Но вот сам ты шагаешь уж очень широко. Смотри, штаны не порви.

Улыбающееся лицо Бородкина приняло недоуменное выражение и густо покраснело.

В то же самое время кто-то тихонько стукнул в дверь кабинета и, уже войдя, задал вопрос: «К вам можно?»

Павел Васильевич отчаянно замахал рукой на вошедшего, давая понять, что его присутствие здесь сейчас совершенно неуместно и чтобы тот немедленно удалился. Но требование его осталось невыполненным, и пришедший никуда не ушел.

— Извините, но я вас не очень-то понял, Лев Петрович, — проговорил он конфузливо, приглаживая волосы на голове.

— Да я насчет твоей прокламации о премировании. Слушай, в который уж раз убеждаюсь, что от скромности ты, Павел Васильевич, никак не помрешь. Ты там со своими поддужными вперед паровоза, то есть производства, на тройке вороных летишь. Только пыль за тобой столбом. Сегодня-то, сам понимаешь, у меня есть веский повод твои цифири оставить без изменений. Но в следующий раз ты все же поимей хоть каплю гражданской совести. С такими каракулями ко мне больше не приходи.

А в это же самое время Бородкин, зажав микрофон трубки рукой, резко повернулся к вошедшему и, сделав дикое выражение лица, пронзительно закричал:

— Я же сказал, мать вашу, немедленно выйдите! Видите, я с генеральным директором разговариваю! — и тут же, отвернувшись, снова подобострастно заулыбался:

— Я вас понял, Лев Петрович. Заранее большое спасибо вам за исключительно справедливое решение и мудрые напутственные слова. Ваши пожелания, Лев Петрович, для нас — самый высочайший закон.

Видимо, все же что-то расслышав, Орлов тут же переспросил:

— Ты что, там не один? Ты с кем там еще разговариваешь?