Книга Искусство умирать - Сергей Герасимов

– Вот именно сейчас он этим и занимается, – сказал Норман. – Я так думаю.

– Мне это не нравится, – ответил Штрауб.

– Мне это тоже не нравится, но я думаю, что рано или поздно мы это дело прекратим. Я тебе еще не все сказал. Насчет Мориса. Эй!..

Но Штрауб его не слушал. Он остановил машину, соскочил и подошел к памятнику. Памятник дракону. На Земле бы никогда не додумались до такого. А впрочем, фигурка небольшая. Норман тоже подошел. У постамента лежало несколько камней.

Дракон был сделал из жетоватого вещества, намоминавшего металл, но при ближайшем рассмотрениии оказывался камнем. Норман поднял с постамента один из камней и ударил по фигуре. От фигуры откололся кусочек.

– Зачем ты это делаешь? – удивился Штрауб. – Может, лучше не трогать?

– Мне интересно, что у него внутри. Смотри-ка, он неплохо колется. Можно вообще отбить ему голову.

И он ударил еще раз. Откололся еще маленький кусочек.

– Ты даже не хочешь послушать, о чем я тебе расскажу? – продолжил он, – о Морисе?

– А меня не интересует, о чем ты мне можешь рассказать. Я все знаю и сам.

– Только дураки думают, что они все знают.

– Не называй меня дураком, это меня злит, – сказал Штрауб. – Не стоит меня злить. Что ты хотел сказать?

– Это ведь я убил Мориса.

– Зачем?

– Чтобы было меньше конкурентов.

– Каких еще конкурентов?

– Конкурентов на женщину.

– И ты тоже? – удивился Морис.

– И я тоже. Я ведь такой же мужчина как и ты.

– Ты его просто так взял и прикончил?

– Нет, я вначале позабавился.

– Ты подлец.

Штрауб ударил его силовым приемом; Норманн не успел защититься.

– Думаю, что пока с тебя хватит, – сказал Штрауб, – или еще добавить? Я мог бы убить тебя здесь прямо, но я не такой убийца как ты. Я отвезу тебя к капитану. Мы тебя будем судить.

– Ладно, – сказал Норман. – Отвезешь, так отвезешь. Но я ведь для нас двоих старался. Или ты хочешь чтобы претендентов осталось еще меньше? Хочешь, значит так и скажи. Ты еще большая мразь, чем я.

– Ругайся, ругайся, ты меня этим не возьмешь, – сказал Штрауб. – Мы с тобой разберемся.

Разберетесь, как же. В кармане у Нормана была припрятана небезопаснвя штучка, которой он владел в совершенстве. Теперь, когда отношения прояснились до конца, он может ее применить. Если бы бедный дурачок повел себя иначе, его можно было бы и не убивать. Каждый сам выбирает дорогу свою.

– Подожди, – сказал он, – я все-таки хочу посмотреть, что у нее внутри.

Норман поднялся на постамент и изо всех сил ударил фигуру по голове.

Каменная голова откололась.

– Смотри, – сказал Штрауб, и с удивлением провел по поверхности фигуры.

Поверхность была совершенно гладкой, как будто никто и не откалывал кусочки камня несколько минут назад.

– Что это значит?

– Это занчит, что планета сама выращивает эти фигуры. Ей так нравится играть.

– Ну нет, – сказал Норман, – сейчас человек хозяин на этой планете, – пусть она делает то, что нам нравится.

Он пихнул каменную голову ногой.

Голова очень быстро открыла пасть и захлопнула каменные челюсти на его голени. Он закричал. Даже сквозь крик был слышен явственный треск ломающихся костей. Голова сжимала челюсти. Штрауб отошел в сторону и стоял в растерянности.

Голова сжевала ногу до самого бедра и отвалилась, снова окаменев. Завелся мотор, машина дернулась и проехала прямо по распростертому телу. Штрауб упал на песок, его рвало и боль стучала в висках.

Он поднялся тогда, когда гудение мотора снова прекратилось. Остатки Нормана были смешаны с песком.

– Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет, – подумал он, – какая-то древняя поговорка, почему мне это подумалось?

Шея каменного дракона вытягивалась, на ее месте запузырилось что-то, через несколько минут на месте пустоты выросла новая голова, точно такая, как была раньше. Штрауб подошел и коснулся второй головы, которая лежала отломленной.

Отломленная голова рассыпалась от прикосновения, как будто была сделана из влажного песка.

– Удивительно, удивительно, – сказал Штрауб. – Она действительно вырастила всех этих зверюшек сама. И они какие-то особенные. Вот я смотрю на них и что-то чувствую. Еще Гессе говорил, что они нагоняют на него тоску. От них исходит что-то, какое-то поле, энергия. Знаешь, Бэта (он решил поговорить прямо с планетой), знаешь, а ведь у нас, на Земле, тоже умеют делать такое. Но там это доступно только нескольким гениям. Вот видишь такую фигуру и останавливаешься и не можешь уйти. Когда-нибудь наша наука разгадает этот секрет.

– Я не думаю, – сказала Бэта и Штрауб решил, что ему послышалось, слишком неожиданным был ответ.

– Можно, – спросил он, – не волнуйся, я всего лишь подойду поближе, я только хочу рассмотреть. Я не трону, но не потому, что боюсь, а потому, что это слишком красиво. Вот так, а посмотрю, а потом уеду. Ты же меня не тронешь?

Над городом стояли тучи, но заметно потеплело. Кое где стекали весенние ручейки.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

?

92

Он ехал в сторону нового дома. У окраины города его вдруг пронзила совершенно ясная мысль. А ведь теперь остался только командир. И вторая мысль, как продолжение первой – с командиром просто так не справиться.

Что это мне лезет в голову? – спросил он себя, но продолжал обдумывать.

Почему бы и не подумать, ведь это всего лишь мысли. Мысли не преступление.

Вот если было бы оружие… Кстати, а куда подевалось все оружие? Ведь мы боевая экспедиция. У нас было столько оружия, что из него можно было насыпать курган. Куда же все делось? Осталась только винтовка. И та валяется неизвестно где. Вот если бы получить эту винтовку. Надо о чем-нибудь попросить Капитана. Зачем это мне нужна винтовка? В кого я собрался стрелять?

Да, в него…

Он попытался сосредоточиться и сразу же ощутил невыносимую давящую боль в висках. Нет, в теперешнем своем состоянии он совершенно не мог думать. Нельзя так напрягаться, нельзя… Нужно попросить у капитана винтовку… Поохотиться, например, или для охраны. Но только он не поверит. Нет, не поверит. А даже если и не поверит, то что…

Он подъехал к дому. На пороге стояла Кристи. У него забилось сердце, когда он увидел эту женщину. Единственная женщина, единственная… Она будет моя, – сказал он себе, – я ничем не хуже его. Почему она должна принадлежать этому старику? Я не хочу.