Книга Зима в раю - Елена Арсеньева

Ну что же, даже между этих скупых строк нетрудно многоепрочесть человеку, который хоть что-то знает о советских жизненных иполитических реалиях. Если Вернер работал на советскую разведку в Европе,значит, он человек очень умный, скорее всего, хорошо образованный (должен знатьнесколько языков), а главное, имеющий за плечами заслуги перед своей партией.Наверняка принадлежал к когорте самых пылких революционеров, как Гаврилов иИнна. Дмитрий уже успел понять, что даже самые отъявленные советские патриоты,ратующие за возвращение русских эмигрантов в Россию, не слишком-то стремилисьтуда сами. То ли не хотели лишаться тех преимуществ, которые дает человекузажиточному (а они довольно свободно распоряжались здесь весьма большимиденьгами, что Дмитрий успел заметить) жизнь в богатой, изобильной удовольствиямиФранции, то ли крепко опасались сделаться очередными жертвами того режима,которому служили. Очень может быть, что и Вернер вдруг понял: он обречен!Наверняка получил приказ немедленно вернуться, но решил этого не делать.Какое-то время скрывался, тратя оставшиеся подотчетные деньги и то, что успелприбрать к рукам, потом понял, что в одиночку от целой своры цепных псов,рыщущих по его следу, долго не пробегаешь, – и решил искать себе надежногопокровителя, который мог бы и защитить, и обеспечить безбедное существование.Уж, наверное, он обещал в обмен поделиться теми многочисленными секретами,которыми успел овладеть за время службы Советам, и сдать изрядное количествопрежних своих товарищей.

Итак, бывший красный… Очень возможно, что Вернер с Дмитриемстояли друг против друга, стреляли друг в друга в одной из тех многочисленныхкровавых стычек, которыми изобиловала биография любого мужчины, коему«посчастливилось» участвовать в Гражданской. И до сих пор они оставались поразные стороны баррикад. А теперь Вернер захотел перебежать с одной стороныбаррикады на другую, что не так-то легко сделать – могут подстрелить и бывшиесвои, и чужие.

Ну так вот: Дмитрию остро не хотелось быть тем, кто егоподстрелит! Ненужная, опасная сентиментальность, однако он мечтал помочьобреченному на смерть человеку. Любой и каждый, кто стал врагом Гаврилову,Цветкову, Инне и всему тому, что ассоциировалось для Аксакова с их именами,имел надежду на его помощь.

А что, если… Что, если спасти Вернера? Это можно сделать,если выпустить сейчас очередь в Шадьковича. Потом выйти на дорогу и, держаВернера на прицеле (наверняка у него быстрая реакция, но в таком состоянии, вкаком находится сейчас загнанный беглец, ему будет трудно сразу отличить своегоот чужого), объяснить, что здесь происходит. И дать ему уйти, а самомускрыться, прежде сбросив в какую-нибудь удобную расщелину труп Шадьковича, а тои не тратя времени на заметание следов…

Нет. Нет, так нельзя. Если Гаврилов и Цветков узнают, чтоВернер остался жив, если даже заподозрят это, они сразу поймут, кто сорвалоперацию. И пожелают отомстить Хромому, Дмитрию Аксакову, который снова обвелих вокруг пальца. Обвел, как двадцать лет назад! Самого Дмитрия они, оченьможет быть, достать не смогут, но ничто не спасет от них Татьяну и Риту. Убьюти Алекса, могут погибнуть и старшие Ле Буа.

Нет! Слишком дорогая цена за жизнь какого-то перебежчика.Слишком дорогая. И платить ее Дмитрий не готов.

Ему казалось, что прошла целая вечность, пока он решал длясебя вопрос о жизни или смерти Вернера. На самом же деле пролетела какая-томинута, от силы две, прежде чем человек, сидевший в синем «Ситроене», заглушилмотор и выбрался на дорогу. Стоя под прикрытием дверцы, настороженно огляделся,готовый ко всему, но Боже мой, как безмятежно шелестели ветки облетевших кленови вязов, какой мирной и прозрачной казалась сквозная даль, протянувшаяся кдальним горам! Медленно-медленно садилось солнце в золотисто-розовые слоистыеоблака, и на весь этот зимний, но не по-зимнему теплый, мягкий день была,чудилось, наброшена золотистая вуаль обманчивого, предательского покоя иблагостной, столь же обманчивой и столь же предательской тишины.

Только ястреб вдруг крикнул где-то в небесах – и дальний,тревожный, предостерегающий его клекот коснулся слуха Вернера, заставилвскинуть голову, проследить взором плавное парение птицы на раскинутых крыльях…

В то же мгновение Шадькович, не дожидаясь, пока жертваприблизится к нему, привстал, выпростал из-под себя руку с револьвером ивыстрелил, метя Вернеру в голову.

Тот молча взмахнул руками и тяжело грянулся на дорогу –настолько тяжело, что, чудилось, гул донесся до кустов, где скрывался Дмитрий.

Шадькович немедленно вскочил на ноги и бросился к упавшему.Еще издали прицелился, снова выстрелил в неподвижное тело, которое конвульсивнодернулось, но тотчас снова замерло, потом, подбежав, приставил револьвер квиску Вернера и в третий раз нажал на спуск.

– Угомонись! – крикнул Дмитрий, выходя из кустов. – Чего зряшуметь? Три выстрела… А ну услышит кто? И кровищи на дороге… Ненужные следы!

Шадькович глядел на него белыми, безумными глазами, а лицо унего было красное, словно свежеошпаренное. «Избави Бог от альбиносов!» –брезгливо подумал Дмитрий.

– Посмотри, – сказал Шадькович слабым, неразборчивымголосом, – я его убил или нет?

Дмитрий шагнул было к телу, но замешкался. А что, если в тотмомент, когда он нагнется над Вернером, Шадькович его…

Хотя нет, нужно еще спрятать машины и труп. Пока машины нашоссе, у Аксакова есть время пожить.

И все-таки – береженого Бог бережет.

– Убил, не сомневайся, – буркнул, косясь на револьвер, так ипляшущий в руке Шадьковича. – Однако ты хорошо стреляешь.

– У меня наградной браунинг от самого Антона Ивановича, –начиная овладевать собой, проговорил Шадькович. – За меткость. Он меня называлнебывалым снайпером.

– Сам Деникин? Ишь ты! – не мог не восхититься Дмитрий. –Ладно, о боевых заслугах потом. Что дальше делаем?

– Уводим машины с дороги, прячем их.

– А с этим что? – Дмитрий указал стволом «шмайссера» натруп.

– А ты что, не знаешь? – вдруг зло огрызнулся Шадькович. – Иубери свой пугач, он меня нервирует. Еще нажмешь ненароком на спуск…

– Твой револьвер меня тоже нервирует, – усмехнулся Дмитрий,снова беря «шмайссер» на изготовку. – Ты явно еще не остыл, вон, палец так ипляшет на спусковом крючке. Погоди пока палить, еще машины отогнать надо. А тоненароком пристрелишь меня раньше времени, что будешь делать потом?

Светлые глаза Шадьковича вдруг потемнели. Дмитрий уженемного успел к нему привыкнуть и знал: это являлось у альбиноса проявлениемстрашного замешательства. Да, реплика Дмитрия поставила его в тупик!