Книга Петербургская баллада - Дмитрий Леонтьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слышал я про эту игру. Добрый следователь и злой следователь, — кисло усмехнулся он. — Сначала отволтузили, теперь ангелочка похмельного прислали…
— Думаете, у меня есть силы и желание в игры играть? — спросил я. — Честно говоря, мне по баобабу — что с вами было и что будет дальше. Если все это ваших рук дело, то играть в «доброго следователя» у меня тем более нет желания. Меня волнует то, чтобы эти кассеты не пошли гулять по городу. Не потому, что я такой блюститель нравственности, а потому что подобное порно смотрят лица с весьма специфической психикой. И я уже сталкивался с последствиями, которые вызывает к жизни эта дрянь. «Человек с бульвара Капуцинов» — не такая уж сказка, как может показаться с первого взгляда… Много еще таких кассет по городу гуляет?
Он молчал, угрюмо глядя на носки своих ботинок.
— Где вы работаете? — спросил я.
Он рыскнул глазами в мою сторону и промолчал.
— Я это узнаю через полчаса, — сказал я. — А оперативники проведут экспертизы, доказывающие вашу причастность к убийствам…
Мне не понравилась его улыбка: какая-то болезнен-но-ехидная, презрительная. Не должен убийца так улыбаться. Впрочем, что я знаю о маньяках? Может, они именно так и ухмыляются… поначалу.
— Так как же вас все-таки зовут?
— Миша… Михаил Игоревич Капланюк, — поправился он. — Там все записано. А больше я ничего не скажу.
— Почему?
— Вы все равно ничего не поймете.
— В убийствах? Нет, — признался я. — Это не моя специфика. Как и изнасилования. Мое дело — порнография.
— Вот именно! — с неожиданной злобой сказал он. — Где ж вы раньше были, профессиональные вы наши?! Салонов этих по городу, как… Деньги как на печатном станке делают. Сколько вы с каждого имеете?
— По штуке баксов в месяц, — разозлился и я. — А еще Пьер Вудмен долю засылает за право на нашей территории работать. Хотел еще Тинто Брас под нашу «крышу» встать, да в цене не сошлись!
Он как-то разом сник. Я тоже замолчал и потер пальцами ноющие виски.
— Первый раз в жизни так напился, — зачем-то признался я вслух. — Ненавижу праздники!
— А я люблю, — тихо сказал он. — Всегда так хорошо справляли… Я, жена, дочка… Уютно так, по-домашнему… Теперь все… Конец…
— Кто ж тебе мешал и дальше их справлять? Или не мог без этого… Скажи, Михаил Игоревич, ты действительно это… больной?
Он расхохотался так, что даже слезы на глазах выступили. Отсмеявшись, посмотрел на меня с каким-то любопытством.
— Больной? Да, наверное. Только больной мог на это пойти…
— Так вы признаетесь?
— Я?! Нет, ни в коем случае. У тебя сигаретки не найдется?
Я протянул ему пачку «Петра Первого».
— Видать, и впрямь доли с этих фильмов не имеете, — криво усмехнулся он, прикуривая. — Иначе бы «Мальборо» курили или «Парламент».
— А ты, в таком прибыльном деле участвуя, что ж так живешь? — в ответ съязвил я. — Дома на Канарах не имеешь, лимузин с водителем у отдела не ждет, адвокаты дорогие в прихожей не толпятся. Кассеты первому встречному предлагаешь…
— Да, это я дал промашку, — сумрачно признал он. — Совсем пьяный был, через раз соображал… Дочка мечтала куклу одну получить, а у меня в последнее время… Наперекосяк все… Потому и водка так подействовала… По-дурному… Замечал, что, когда в хорошем настроении пьешь, да с радости, можно хоть литр одолеть — и ни в одном глазу. А когда на сердце дерьмо, то и от бутылки пива под забор свалиться можно.
— Замечал, — нехотя согласился я. — Не далее как вчера.
— Премии к Новому году не дали? — съязвил он.
— Тебе не понять.
— О! Видишь, какой у нас с тобой разговор обстоятельный получается? Мне не понять тебя, тебе — меня… Так что давай-ка, парень, меня обратно на нары. Нет у меня ни сил, ни желания с тобой говорить. У меня вся ночь в «разговорах» прошла. Спать хочу.
— А тебе не обидно, что один под статью пойдешь? Или думаешь, тебе подельники передачи на зону слать будут?
— Эти будут, пожалуй, — с ненавистью ответил он.
— Смотри-ка ты, — «удивился» я. — А ведь даже не спросил, какие подельники… Не все так просто в этой истории, да, Михаил Игоревич? У маньяков, как правило, подельщиков не бывает. А мы с тобой говорим явно об одних и тех же людях. Только ты мне их имена сказать не хочешь. На чем они тебя взяли? Узнали о твоих… э-э… о твоей болезни и заставили все это снимать на видео? Какой смысл тебе их прикрывать?
— Ты сам больной на всю голову, начальник, — с презрением ответил он. — Надо же было такое придумать…
— Тогда ничего не понимаю, — признал я.
— Я тебе об этом и толкую.
— Ладно, будем рассуждать логически. Если взять за основу факт, что убийства совершал ты…
— А если не брать?
— Тогда какой смысл молчать?
— Есть смысл. Такой смысл, ради которого на смерть идут с радостью. Не пытай меня, все равно не скажу. А сам не поймешь.
— Это почему? Вроде не тупой.
— Да потому, что свой палец всегда больнее кусать, чем чужой. И тебе моей боли не понять. Ты меня сейчас допросишь, придешь домой, опохмелишься и завалишься спать. Даже если я тебе все расскажу, что в твоей жизни изменится? Начальство похвалит, звездочку даст, премию пожертвует. А не скажу ничего, так и не сильно расстроишься — у тебя, наверное, таких «глухарей» немало.
— Таких еще не было.
— Привыкай…
— Все равно ведь эти эпизоды докажут, — продолжал увещать я, уже не веря в успех. — Машина, запись на видео — это доказательства. Опера здесь опытные, ухватят за ниточку — раскрутят… Только кассеты разойтись по городу успеют. То, что мне работы прибавится, — не страшно. Не впервой. А вот…
— Слушай, — взмолился он, — отстань ты от мня! Я спать хочу! Устал я! Все равно ничего не скажу, неужели не ясно?!
— Слушай, а правда, что стопка холодной водки похмелье снимает?
— Что? — Он даже опешил от такого вопроса. — Да… Еще активированный уголь с анальгином, но водка — надежней.
— Ты водку будешь?
— Думаешь, за стакан купить? — презрительно скривился он.
— Ничего я не думаю. Голова болит. Тошнит. Ты еще тут… Будешь — так говори, нет, так иди в камеру.
Он пару минут думал, рассеянно глядя на меня.
— Ну… Не откажусь. Вряд ли теперь удастся… Короче — буду.
Я вышел в коридор и попросил ожидавшего там Алексеева:
— Очень обидишься, если я попрошу тебя достать бутылку холодной водки и что-нибудь из закуски?
— А за пивом не сбегать? — нахмурился Алексеев.