Книга Идущие за кровью - Дмитрий Леонтьев

— А вдоль дороги мёртвые с косами стоят… И тишина…

— Брехня…

«Неуловимые мстители»

После того как они вошли в камеру хранения, я выждал ещё минут пять, поднялся со скамьи, отбросил недокуренную сигарету и, засунув руки в карман плаща, направился следом. Тот, что был повыше, уже получал из рук приёмщика увесистую спортивную сумку.

— Силычев, — окликнул я его. — Во-первых, ты бескультурный человек, потому что после двух недель столь плотного общения ты даже не зашел попрощаться. Во-вторых, ты человек незаконопослушный, так как ты давал подписку о невыезде, а теперь собираешься «отбыть по-английски». А в-третьих…

Первым из них пришёл в себя Силычев. Толкнув на меня своего замешкавшегося подельника, он бросился к выходу, выставив перед собой, словно таран, спортивную сумку.

Укоризненно покачав головой, я проводил его взглядом, пристегнул скисшего в моих руках парня наручниками к батарее отопления и вышел на улицу. Силычев уже взбегал по ступенькам на платформу. Прикурив новую сигарету, я не торопясь направился следом. Бегать я не люблю. При моей комплекции это выглядит не совсем естественно. Как гласит старая поговорка: «Бегущий генерал в мирное время вызывает смех, в военное — панику». Я не генерал, но когда я бегу за кем-то, паника всё же возникает. Женщины начинают истошно вопить, мужчины поспешно отворачиваются, а находящиеся поблизости милиционеры пытаются меня задержать. И прежде чем я успеваю объяснить, что я — офицер уголовного розыска и моё удостоверение — не поддельное, преступник успевает сбежать. У меня уже имеется подобный печальный опыт. Моя комплекция вообще доставляет мне массу неудобств, начиная от проблем с одеждой, продолжая повышенным служебным интересом со стороны «собратьев по оружию» и заканчивая нахальным изучением зевак. Дело в том, что во мне сто пять килограммов веса, а рост на пять сантиметров превышает двухметровую отметку. К довершению всего у меня очень крепкий и здоровый сон, поэтому я частенько опаздываю на работу и, как следствие, не успеваю побриться. Вот такая у меня внешность. Не помогают мне даже стереотипные аксессуары работников угро — плащ и костюмы. Как сказал мне один коллега: когда я надеваю плащ, у окружающих возникает подозрение, что под ним я прячу гранатомет. Шутка, конечно, но, как и каждая шутка, она несет в себе долю истины… Наблюдая поверх голов за стремительно удирающим Силычевым, я не торопясь шел следом, прекрасно понимая, что убегать с вокзала он не станет. Психология «перепуганного зайца, уносящего за плечами мешок с морковкой», влечет его прочь из ставшего опасным для него города.

— Скорый поезд номер сто пятнадцать, следующий по маршруту Санкт-Петербург — Адлер, отправляется через пятнадцать минут с четвертой платформы, левая сторона, — объявила через громкоговоритель девушка-диспетчер.

Я благодарно кивнул и направился к четвертой платформе. Чтобы не доставлять себе лишних хлопот, я вошел в последний вагон поезда и пошел дальше по узкому коридору, заполненному суетящимися людьми. В тамбуре второго вагона я остановился и посмотрел на Силычева, висящего на подножке и пристально всматривающегося в суету на перроне.

— Пять минут до отправки, — сообщила проводница. — Провожающих прошу покинуть вагон.

Силычев облегченно вздохнул и повернулся, намереваясь войти в купе…

— С-сволочь! — простонал он, затравленно глядя на меня. — Подлюка рваная…

— Не врите, Пётр Кириллович, — сказал я, защелкивая на его запястьях вторые наручники. — Ваша фамилия — Силычев, а все вышеперечисленное относится, скорее, к вашей сущности…

— Вы отъезжающие или провожающие? — строго спросила меня вновь появившаяся проводница.

— Провожающие, — сказал я уверенно. — Особенно я.

— В таком случае покиньте вагон. Поезд отправляется.

Я вывел Силычева на перрон, снял с его плеча сумку и предложил:

— Ну что, пойдём?

Он посмотрел на проплывающие мимо вагоны и неожиданно сел прямо на бетон платформы.

— Да пошел ты сам! — сказал он зло. — Никуда не пойду! На себе тащи, легавый! Пусть народ смеется!

— Глупый ты, Пётр Кириллович, — сказал я с жалостью. — Опытный, тертый, рецидивист, а глу-у-пый!.. Эй, носильщик! — подозвал я глазеющего на нас мужика в униформе. — Кати тележку сюда. У меня багаж.

— Где багаж? — поинтересовался он, подкатывая тележку.

— А вот, — указал я на сидящего на бетоне Силычева. — Мешок с… с удобрениями.

— Что это здесь происходит? — хмуро спросил грузчик. — Я ведь таких шуток не понимаю. Сейчас быстро милицию вызову.

Я показал ему удостоверение и повторил:

— Мне этот «багаж» до камеры хранения довезти нужно. По тарифу заплачу. Больше — извини. Не богат.

— А что он такого натворил? — продолжал сомневаться грузчик, озирая то мою небритую физиономию, то лоснящееся, благообразное лицо Силычева.

— Грузчика с Балтийского вокзала ограбил, — сказал я. — Самого связал, а вещей на двадцать миллионов уволок.

— Врет, гнида! — заорал Силычев. — Он же издевается, ты что, не видишь?! Какой грузчик?! Какие двадцать миллионов?! Где ты видел, чтоб у грузчика двадцать миллионов имелись?! Это же рабочий класс!.. Этот, как его… гегемон!

Грузчик задумчиво почесал затылок и кивнул мне: — Взяли… Подняли… Положили… Вот так… Теперь поехали. А ты, начальник, поддерживай свой «багаж», чтоб не выпал ненароком. Двадцать миллионов… Паршивец какой! Работяге, небось, за такие деньги не меньше месяца вкалывать пришлось бы… У-у, ворюга!.. Ещё «гегемоном» обзывается!..

Возле камеры хранения мы сняли с тележки «багаж», и я полез в карман за кошельком.

— Вот это ты брось! — сдвинул брови грузчик. — Это, так сказать, бесплатно, от души… Может, ещё чего нужно?

— Я был бы признателен, приятель, если б ты кого-нибудь из местных постовых сюда направил, — попросил я. — А то мне одному несподручно и их охранять, и в отдел звонить. Машину вызвать надо, чтоб этот «груз» в отдел переправить… А машины, как всегда, не окажется… Слушай, Силычев, а может, ты какого-нибудь таксиста грабил, а? Ну, припомни, может, было что-нибудь подобное?

Силычев сплюнул под ноги и, подняв сомкнутые наручниками руки, покрутил пальцем у виска.

— Правду о тебе говорят, Русаков, — сказал он мне. — Сволочь ты. Ни «своим», ни «чужим» от тебя житья нет. То, что «наши» от тебя плачут, это ладно, это понятно… Но ведь ты и для своих такой же. Слышал я кое-что про тебя. И до нас слухи доходят… Не «свой» ты у них, Русаков. Не мент ты вовсе, а… а… а побочный эффект!

Я довольно улыбнулся и, достав новую сигарету, приготовился ждать.

* * *