Книга Тайна Кира Великого - Сергей Смирнов

Так, хотя и удалось мне сберечь голову Кира, царя, от последнего осквернения, но не удалось уберечь страну его от смут, ибо наказал ее Господь за грехи сына его, Камбиса, и за то, что не принял тот истинного Бога в сердце свое.

Стражду ныне, ибо вижу, что свершил грех пред Гос­подом моим, приняв от Камбиса, царя, золото и серебро за голову отца его, Кира.

Ибо самому Киру служил я, Шет, сын Нафанаила, без принуждения безо всякой мзды, лишь по велению Господа.

Конец книги Шета

4. КНИГА ГИСТАСПА, АХЕМЕНИДА

Я — Гистасп, Ахеменид.

Бог великий Ахурамазда, который создал небо и землю, который создал человека, отдал сыну моему Дарию, царю царей, царю Персии, все земли и страны, коими правил Камбис, Ахеменид, и отец его, Кир, Ахеменид.

На закате дня минувшего, когда солнце покраснело, предвещая сильные ветры с западной стороны, пришел ко мне посланник Ахурамазды в одеждах светлых и сказал:

— Гистасп, ныне твой сын вознесен выше иных царей. Великое царство досталось ему по воле Ахурамазды, цар­ство, которое возвел до небес из низкого и расширил до пределов земли из малого брат твой, Кир из рода Ахеменидов. И вот настал час, когда тебе надлежит написать истину о Кире, о делах его, кои неизвестны простым смер­тным.

В большом изумлении отвечал я посланнику:

— Во всех странах и во всех царствах известны великие дела брата моего, Кира. Что мне писать еще?

Тогда посланник сказал мне:

— Верно говоришь ты, Гистасп: все народы знают о великих делах Кира и ничто не изгладится из памяти их.

Ты же напиши то, что не знает никто. Как родился Кир, как явил он царскую силу свою и как умер.

Еще больше удивился я и говорил так:

— Известно мне то, что неизвестно другим. Но не видел я брата моего в смертный час его, ибо был далеко от того места.

Сказал мне посланник:

— Верно и это, Гистасп. Не видел ты смерти Кира, но знаешь истину, откуда пришла смерть его. О том и напиши.

И, велев мне писать и дав мне пергаменты, и перья, и чернила восточные, посланник покинул мой дом.

Тогда в тяжелых мыслях заснул я, а когда проснулся, то в тот же час просветлел рассудок мой, и уразумел я, что поистине знаю то, что ныне не знает никто, ибо нет уже среди живых ни Азелек, ни сестры ее, Томирис, и не осталось никого из того знатного скифского рода, рода царей массагетских.

Вот напишу я по воле Ахурамазды правду о том, что более всего осквернено ложью, и вымыслом, и россказнями людей невежественных, и слухами, и небылицами, и тем посрамлю дэвов, посланников лжи.

Ныне передают из одних лживых уст в другие такую небылицу, и разошлась она уже по всему свету.

Говорят, будто Астиаг, царь индийский, видел некогда сон, который устрашил его. Будто бы предвещал тот сон, что Астиага свергнет с престола внук его, рожденный от дочери его Манданы. Тогда выдал Астиаг свою дочь за перса, а когда родился внук его, названный Киром, то приказал он приближенному своему, Гарпагу, умертвить младенца. Но Гарпаг ослушался царя и скрыл ребенка в одном селении, в семье волопаса. И говорят даже, что не женщиной, а пастушьей собакой был вскормлен Кир где-то в горах, ибо и волопас устрашился своего прибытка и унес его подальше от царского дворца, в свое горное жилище. Когда же Кир подрос, то открылось Астиагу, что жив его внук. Будто бы так случилось, что охотился Астиаг в тех горах и заметил мальчика, который с царственным видом повелевал овцами и собаками. Приблизился к нему царь, а мальчик не побоялся его и воинов его и остался стоять на месте, смело глядя на царя. И когда присмотрелся к нему Астиаг, то признал в нем черты свои. И не стал он убивать отпрыска своего, ибо увидел в этой встрече боже­ственное знамение. Гарпага же он наказал тем, что повелел своим людям тайно убить сына его и тем пресечь весь род его.

И вот говорю я, Гистасп, Ахеменид: вся эта история лжива от начала до конца.

Никакого вещего сна не видел царь Астиаг, а в дей­ствительности было то, что своим преемником он желал иметь сына, а не дочь, Мандану, и очень надеялся он, что родится у него сын, наследник царства его.

Что же до Манданы, то он опасался выдать ее замуж за кого-либо из своих приближенных или подвластных ему царей, ибо разумел, что таким образом чужой род будет домогаться престола его.

И вот настала пора, когда уже никак нельзя было ос­тавлять Мандану девой, а сына все никак не удавалось зачать самому Астиагу, ибо, верно, остыла в нем кровь рода его и семя уже зачахло. Но это было неведомо Ас­тиагу — именно то, что уже не будет от него отрасли креп­кой. И оставался он в той же страстной надежде.

Тогда задумался он и решил отдать свою дочь за самого благонравного и мягкого сердцем человека в царстве своем, помышляя, что ни такой человек, ни потомок его ближай­ший, получивший в наследство его тихий нрав, не восстанут против мидийского царя.

И отдал он свою дочь за Камбиса, перса из рода Ахеменидов. Я, Гистасп, приходился Камбису племянником. Из всех подданных царя мидийского Камбис, царь персов, отличался самым спокойным нравом и не имел никакой алчности в сердце своем.

Когда у Камбиса и Манданы родился сын, то назвали они его Киром в честь деда его.

Однажды, когда подрос Кир, Астиаг позвал всех Ахеменидов к себе, в Эктабан, на праздник великий по случаю дня рождения своего. И прибыли мы, персы, в Эктабан мидийский.

Пока принимал царь Астиаг подношения от подданных своих и говорил с ними, тогда отроков персидских, среди которых был и я, Гистасп, отпустили поиграть на задних дворах царского дворца.

Там была гора песчаная высотой в пять или шесть лок­тей.

И вот стали мы играть с сыновьями приближенных царя, с отроками индийскими, и парфянскими, и армей­скими.

Выбрали мы ту игру, что называют «царь горы». И вот как играют в нее: все устремляются на гору со всех сторон, и каждый пытается первым достичь ее верши­ны, и тот, кто смог достичь, старается удержать вершину в своей власти и силой сбросить вниз всех тех, кто норовит оттеснить его и занять наивысшее место горы, именуемое «престолом». Тот же, кто устоит наверху дольше остальных и сумеет при этом хотя бы один раз сбросить с вершины каждого, тот объявляется царем горы.

И вот встали мы все, отроки, вокруг горы, и сын Гарпага изо всех сил подкинул вверх перепелиное яйцо. По закону игры все должны были ринуться на гору в тот самый миг, когда яйцо начнет падать вниз. Однако отроки мидийские сразу устремились наверх, как только сын Гарпага подбросил яйцо, ибо считали себя высоко­роднее всех прочих.

Тотчас же все ринулись на гору, и началась настоящая схватка.