Книга Государевы вольнодумцы. Загадка Русского Средневековья - Виктор Григорьевич Смирнов

Летом 1470 года в Киев прибыли послы из Великого Новгорода. Отстояв заутреню в Софийском соборе, именитые новгородцы Панфил Селивантов и Кирилл Макарьев были примяты литовским наместником князем Семеном Олельковичем и его младшим братом Михаилом. После вручения богатых даров послы торжественно пригласили Михаила Олельковича на княжение в Великий Новгород.

Предложение выглядело заманчивым: владения купеческой республики простирались от Балтики до Урала, а сам Великий Новгород считался одним из самых богатых городов тогдашней Европы. Тем не менее, поблагодарив послов за высокую честь, братья взяли время на размышление, сославшись на необходимость получить разрешение от своего сюзерена — великого князя Литовского и короля Польского Казимира Ягеллона, во владениях которого находился тогда город Киев.

Новгородский расчет был для киевлян очень даже понятен. Московский великий князь Иван Васильевич (кстати, приходившийся Олельковичам двоюродным братом), похоже, твердо решил прибрать к рукам новгородские земли. Чтобы отбиться от удушающих московских объятий, Великий Новгород уже не раз приглашал к себе литовских служилых князей, и Москва сразу ослабляла хватку, опасаясь дальнейшего сближения республики с Литвой. Почему новгородский выбор пал именно на Михаила Олельковича — тоже ясно. С одной стороны, он — подданный короля Казимира, а с другой — православный русский. Есть что возразить на обвинения в измене православию, которые тут же полетят из Москвы.

Итак, Господину Великому Новгороду и впрямь нужен князь Михаил Олелькович. Но вот нужен ли Господин Великий Новгород братьям Олельковичам — это большой вопрос! Братец Иван — муж настырный и загребущий, и не успокоится, пока не добьется поставленной цели. Рисковать головой ради новгородских интересов Михаилу Олельковичу не улыбалось, тем более что княжить в Новгороде — не такая уж честь, как может показаться. Придется сначала подписать «ряд», в котором тысяча всяких условий, потом новгородцы будут торговаться за каждую охапку сена, будут подозрительно следить за каждым шагом. Да и меж собой у горожан согласья нет, одни тянут к Литве, другие к Москве. Словом, лучше было бы отклонить лестное приглашение, если бы не одно «но».

После Кревской унии, объединившей Литву и Польшу под одной короной, русское большинство Великого княжества Литовского чувствовало себя ущемленным. Амбициозная польская шляхта силой навязывала православным «схизматикам» католическую веру и польские порядки, православных лишали избирательных прав, русских князей вытесняли польские наместники. Негодующая русская знать мечтала об отделении Литвы от Польши, причем многие видели во главе будущего русско-литовского государства князя Семена Олельковича, древностью рода не уступавшего королю Казимиру. Назревал жесткий конфликт, и поддержка Великого Новгорода могла помочь братьям сохранить за собой киевский престол, на который уже зарились польские магнаты. Вот ради этой поддержки, пожалуй, стоило рискнуть.

В конце концов, на семейном совете было решено, что Михаил примет приглашение новгородцев. Теперь слово было за Казимиром. Прежде чем отпустить своего вассала в Новгород, король тоже долго колебался, понимая все последствия этого шага. Занимая шаткий трон правителя трех народов, исповедовавших каждый свою религию и, мягко говоря, недолюбливавших друг друга, Казимир не собирался лить воду на мельницу русского сепаратизма. Но еще больше он боялся усиления Московского государства в случае поглощения им новгородских земель. Взвесив все это и скрепя сердце, Казимир Ягеллон дал согласие.

…Уже пожелтели деревья на днепровских кручах, когда Михаил Олелькович покинул Киев. В огромной и пестрой княжеской свите («С ним на похвалу людей много сильно», — говорит летопись) ехал человек по имени Захария Скара, или, как его именуют русские источники, «жидовин Схария».

Сведения об этой загадочной личности отрывочны и противоречивы. Одни историки называют Скару ученым лекарем, другие купцом, третьи аристократом с большими международными связями, четвертые полагают, что он был и первое, и второе, и третье. Но все сходятся на том, что это был человек незаурядный и весьма образованный. Будущий яростный борец с ересью «жидовствующих» Иосиф Волоцкий писал, что Схария был «изучен всякому злодейства изобретению, чародейству же и чернокнижию, звездозаконию и астрологии», и вообще наделял его чертами демоническими.

С вероисповеданием Схарии тоже не все ясно, но большинство исследователей связывают его с иудейской сектой караимов. Секта возникла в начале VIII века в Багдаде и впоследствии распространилась по разным странам. В отличие от ортодоксальных евреев, караимы признают только Тору, то есть Письменный закон, полученный Моисеем на горе Синай, и не признают Устный закон, или Талмуд. Караимы обращались к Торе без посредников-раввинов и считали себя вправе толковать ее свободно, в согласии с собственным разумом. «Хорошенько вникай в Писание и не полагайся на мое мнение» — так учил своих последователей основоположник караимства Аннан Бен Давид. Отсюда присущая караимам склонность к размышлению, философскому восприятию мира, страсть к наукам и самостоятельный образ мыслей. Задача человека — самому дойти до истины, а не слепо следовать тому, чему его учат. Именно поэтому караимы отвергают Талмуд.