Книга Биоген - Давид Ланди

– Вызывали? – появляется из стены шкодная рожица.

– Исчезни, не до тебя сейчас! – бросает санитар, не поднимая головы.

– Исчезаю, – строит недовольную мину рогатая харя и растворяется в белой штукатурке.

Закончив отряхивание, Степаныч поворачивается к Алевтине Адриановне и замечает фото.

– Аксана? Так ее ж сегодня выписали!.. Там… – добавляет он неуверенно.

– А мы ее выпишем здесь, – резюмирует врач и прячет фотографию девочки в карман халата. – Закончил?

– Вроде бы да.

– Приготовь укол, широкий бинт и позови Маргариту Юрьевну. Я сейчас сделаю всем замечания, после чего объявлю, что нашла фотографию девицы, и постараюсь вывести Витю из себя. Он наверняка не сдержится, когда я начну ее рвать. Может быть, даже кинется на меня. Если это произойдет – привязывайте его к кровати, а я сделаю укол. Справишься?

– Обижаете, Алевтина Адриановна, я здесь пятнадцать лет работаю. Надо будет, я и крокодила вам спеленаю, – лебезит, ухмыляясь, Степаныч, но тут же осекается, заметив взгляд, направленный на его ухо. – Это… Этот жук… он сзади напал… если б не Лешка на заборе… – Врачиха перебивает:

– Лешка, маркошка… – проехали! Пусть сначала Маргарита Юрьевна раздаст всем таблетки, а я начну после.

Слышатся детские голоса. Врач командует:

– Уже идут, зови медсестру.

Степаныч уходит. С опаской глядя на Алевтину Адриановну, входят дети. Та приглашает всех сесть. В дверях появляется медсестра со столиком для таблеток. Дети по очереди подходят к ней, получают порцию, выпивают, открывают рот и, сказав «Эээээ», отходят на свое место. Чтобы не нарваться на неприятности, я глотаю таблетки по-настоящему. Витькин, Лешкин и мой рот Алевтина Адриановна проверяет лично, залезая туда пальцем и ковыряясь им под языком. После приема пилюль врач начинает лекцию:

– Дети… вас неоднократно предупреждали, что прятать в больнице ничего нельзя. Все, что вы хотите иметь у себя в палате, должно лежать на видном месте. Если вы что-то прячете, это может означать только одно – у вас плохая вещь! А от плохих вещей нужно избавляться, если вы желаете выздороветь и побыстрее отсюда выписаться. То, что я нахожу в ваших матрасах и подушках, – записывается в личное дело каждого пациента нашей клиники. Таковы правила. И чем больше будет найдено у вас запрещенных предметов, тем меньше у вас остается шансов на выздоровление.

Пауза.

– Сегодня я с Анатолием Степановичем проверила вашу палату и была неприятно удивлена.

Она достает из кармана листочек с иероглифами глухонемого. Мальчик сидит на кровати, опустив голову. Алевтина Адриановна подходит нему и поднимает его голову за подбородок. Далее она говорит четко и внятно, потрясая рисунком перед носом Немого, так как знает, что он может читать по губам:

– Я тебе сколько раз говорила, что рисовать непонятные предметы нельзя? А ты опять нацарапал какие-то скрижали. Что это за казя-базя? А? – Немой молчит, и врач продолжает, – это говорит об очень медленном процессе твоего выздоровления. И молчание тоже об этом говорит! – заканчивает в сердцах Алевтина Адриановна и, скомкав листок, бросает его в ведро. Следующим предметом, появившимся из ее кармана, оказывается мусор Дебила.

– Федя, я неоднократно просила тебя, чтобы ты не таскал в палату с улицы всякую дрянь. Все, что тебе нужно, – имеется здесь. Если ты хочешь чего-то еще – подойди ко мне или Маргарите Юрьевне и скажи об этом. Уборщица не для того убирает, чтобы ты опять здесь мусорил. Ты понимаешь, что я говорю, Федя? Или мне тебя наказать? – грозно нависает над испуганным Дебилом врачиха. Дебил кивает головой, что-то мычит и вдруг громко пукает. Все смеются. От злости лицо у Алевтины Адриановны покрывается пятнами.

– Прекратить немедленно смех! – кричит она, переходя на фальцет. Дети смолкают. – Смешно вам? Смешно?! Федя хоть и больной мальчик, а понимает порою больше вас! Поэтому и выйдет отсюда раньше других!

Алевтина Андриановна поворачивается к Дебилу.

– Больше чтобы я не видела ничего у тебя под матрасом. – Федькин мусор летит в ведро. Из кармана халата врач достает конфету:

– Леша… Не нужно прятать под подушкой продукты питания. Они там портятся. Ты отравишься чем-нибудь, а мы не будем знать чем. Держи все в тумбочке. Понял?

Лешка удивленно пожимает плечами.

– Но я не клал туда конфет, – протестует он.

– Вранье только усугубляет твою вину! – настаивает на своем доктор.

– Но я не вру! Откуда у меня конфета, если ко мне мама уже три недели не приезжала?

Адрияга анализирует полученную от ребенка информацию и, бросив карамельку в ведро, заканчивает спор:

– Значит, следи за постелью внимательнее, чтобы тебе никто ничего не подкладывал. – После этого она поворачивается к Витьку: – Витя, в твоем матрасе лежали самодельные карты.

Пауза.

– Ты знаешь, что азартные игры у нас запрещены?

– Да, знаю…

– С кем ты играл в карты?

– Ни с кем. Просто нарисовал… Порисовать захотелось…

Пауза.

– В следующий раз, когда захочется рисовать, рисуй географические карты. Это более полезно для твоего недоразвитого мозга!

Опустив голову, Витек молчит.

– Это еще не все! В вашей палате я нашла женскую фотографию… – Алевтина Адрияговна обращается ко всем сразу, демонстративно обводя детей взглядом. Мы молчим. Она опять поворачивается к Вите.

– Никаких женских фотографий здесь быть не должно!

Врачиха достает из кармана халата фото. С черно-белого снимка нам улыбается Аксана.

– Кто-нибудь знает эту девочку? – интересуется врач.

Я шепчу Лешке:

– Это же Аксана.

Лешка цыкает на меня:

– Тихо, ты!

Витька удивленно смотрит на фотку. Врачиха повторяет вопрос:

– Ну? Что молчим? Кто-нибудь узнает эту девицу?!

Тишина.

– Это пациентка из корпуса девочек. Аксана Сапега, которую сегодня выписали домой…

Пауза.

Адрияга обращается к Вите:

– Кажется, это твоя подружка, Витя?

Витек, наблюдавший все это время за рукой выступающей, кивает:

– Моя.

Врачиха улыбается:

– Значит, и фотография твоя?

– Моя.

– Так вот!.. Ее сегодня выписали там, а мы теперь выпишем ее здесь!

С этими словами она демонстративно начинает рвать фотографию на части, растягивая это удовольствие как можно дольше. Исподлобья Витек следит за движениями пальцев Алевтины Адриановны. Разорвав портрет на мелкие кусочки, она бросает его в мусорное ведро. Обрывки летят, как опавшие листья клена, в разные стороны, и пара клочков падает мимо ведра.