Книга Триада: Кружение. Врачебница. Детский сад - Евгений Чепкасов

Гадальное поле представляло собой три концентрических круга. Небольшой внутренний, в который поместили блюдце, был разделен на две половинки: в одной написано «да», в другой – «нет». Центральный круг, ненамного отстоящий от внутреннего, содержал цифры. Внешний круг – самый большой – был буквенным. Стрелка на блюдце четко указывала на линию между «да» и «нет». Все участники сеанса коснулись блюдца пальцами левой руки. Был задан ритуальный первый вопрос. Ответ был положительным.

– Будет тебе материал, – шепнула Света Мише…

Протокол духообщения

Преамбула: Этот протокол составлен 12.10.01 во время спиритического сеанса четырьмя его участниками, которые поочередно выходили из круга лиц, участвовавших в сеансе, причем духообщение во время их отсутствия не прерывалось.

Миша: Вы Федор Михайлович?

Дух: Нет.

Степа: Кто же вы?

Дух: Иван Федорович.

Света: А где Федор Михайлович?

Дух: Занят.

Лена: А вы из рая или из ада?

Дух: Из пакибытия.

Степа: Удастся ли нам ролевая игра?

Дух: На славу.

Миша: Гена согласится сыграть инока?

Дух: Да.

Света: А к нам правда тогда Пушкин приходил?

Дух: У него и спросите.

Миша: А Бог есть?

Дух: Много богов и господ много.

Степа: Что бывает после смерти?

Дух: По вере.

Лена: Когда в России жизнь наладится?

Дух: К осени улей успокоится.

Света: А когда я замуж выйду?

Дух: Скоро.

Света: А как его зовут?

Дух: Громко.

Степа: Что будет для меня самым трудным в этот месяц?

Дух: Вернуться.

Миша: А для меня?

Дух: Дописать рассказ.

Лена: А для меня?

Дух: Бросить курить.

Лена: Я же не курю.

Дух: Закуришь.

Света: А для меня что самым трудным будет?

Дух: Ждать и догонять.

Степа: Что мы можем для вас сделать?

Дух: Добавьте в круг цифр знаки препинания, пробел и смайлик :)

Примечание: Сеанс окончен.

Подписи участников:

– Расписывайтесь давайте, – сказал Степа, переписав протокол набело, и нехорошо пошутил: – Желательно кровью.

* * *

На следующий день, в субботу, незадолго до полудня, Гена позвонил Вале.

– Велину с третьего этажа позовите, пожалуйста, – попросил он (комнату называть было не принято, поскольку общежитие небольшое и все всех знают).

С минуту или две Валерьев слушал относительную тишину, содержащую расплывчатые шумы, невнятные голоса, еле различимую музыку, а после он услышал звук поспешно приближающихся шагов с прискоком и, наконец, Валин голос.

– Алло!.. Привет, Геночка! Чего звонишь?.. Да, есть такие лекции, до понедельника могу дать… Заходи, конечно. Комната 32.

«Нужны мне эти лекции; до сессии еще куча времени… – подумал Гена, заглядывая в себя с некоторой брезгливостью. – Ну, ты, парень, и вляпался! Ужасно глупое ощущение…»

До комнаты № 32 Валерьев дошел в сопровождении пожилой кастелянши. Еще раз подозрительно оглядев гостя, женщина постучала в дверь и спросила, можно ли ему войти. Оказалось, что можно.

Валя открыла дверь, и кастелянша ретировалась. Между юношей и девушкой оказалась завеса из наборных разноцветных деревянных висюлек. Гена прошел сквозь завесу, как сквозь звонкий сухой ливень. В тесной прихожей, напротив крупнорогих, бодливо оттопыренных вешалок с шаровыми набалдашниками, – напротив этих вешалок во всю стену красовался плакат с голой американской певицей, назвавшейся святым именем.

– Это девчонки повесили, – стыдливо сказала Велина, ладошкой прикрывая «звезде» срамное место. – Проходи в комнату.

– Погоди, разденусь-разуюсь, – ответил Валерьев, сняв ветровку и накинув ее на вешалку.

– Не разувайся: на улице сухо.

– Как скажешь.

В комнате никого не было, четыре кровати были идеально застелены, на одной из них сидел игрушечный желтошерстый заяц.

– Твоя – с зайцем? – спросил Гена и устыдился своего вопроса.

– С зайцем, – тихо ответила Валя.

– Хороший заяц, – похвалил Гена и облизнулся, что вышло уж вовсе по-дурацки, но она в этот момент смотрела на зайца, – может, и не заметила.

– Хороший. Я сплю с ним в детства.

– Это называется верностью, – нервно хмыкнул Валерьев, и ему почему-то подумалось о приговоренных к расстрелу, пошучивающих перед казнью.

– Смейся-смейся, – сказала девушка с игриво-угрожающей интонацией и, шагнув к кровати, схватила зайца и прижала к груди. – Он у меня всё равно самый лучший.

– Я и не спорю, – проговорил Гена, понемногу избавляясь от смущения. – Я вообще на твоего зайца не претендую – мне бы тетрадку на пару дней.

– Тетрадку… – пробормотала Валя в замешательстве. – Сейчас вспомню, где она. Ты садись пока.

Юноша сел на стул возле письменного стола и стал наблюдать за поисками. Тетрадка оказалась на подоконнике, возле кипы журналов.

– Что за журналы?

– «Сторожевая башня». Издание свидетелей Иеговы.

– А-а, – уныло протянул Гена, поднялся и подошел поближе; на обложке верхнего журнала подчеркнуто красивая девушка с ярким макияжем на лице, с драгоценными сережками в ушах, с элегантной одеждой на теле – стояла, прикрыв глаза и сложив по-католически ладошки. – Молится, что ли?

– Молится, – ответила Валя с вызовом.

– Ну, пусть молится.

– А вот ты – сколько времени в день молишься? – спросила она напористо.

– Утром – минут пятнадцать, вечером – минут двадцать. Перед причащением – часа по полтора, но это раз в месяц. Ну, и в церкви по воскресеньям и праздникам – литургия идет часа два, вечерняя – часа два с половиной. Если сесть с калькулятором, можно всё это сосчитать. Только на фига? – раздраженно вопросил Гена. – Важно ведь не сколько молишься, а кому молишься и как молишься.

– Ты прав, – сказала девушка задумчиво.

– Несколько раз я вообще целый день молился: выходишь на улицу и начинаешь читать Иисусову молитву, а вечером замечаешь, что всё еще читаешь ее, – она незаметная, как пульс… Иногда бывает и слёзная молитва, во время нее даже слова кончаются – просто стоишь перед Богом и плачешь. Но чаще – так себе: торопишься, отвлекаешься, не вникаешь, а спохватишься – уже почти правило дочитал. Мне духовник говорит, что такое у всех бывает…