Книга Триада: Кружение. Врачебница. Детский сад - Евгений Чепкасов

Далее в рассказе следуют рассуждения героя о том, был ли он единственным, кто посетил тот мир, и куда делся создатель стереоскопа, и где теперь та старуха… На этом сумеречный рассказ исчерпывает себя и заканчивается. Попробуйте что-нибудь из сказанного записать – даю вам несколько минут.

«Мне бы могло такое присниться», – написал Артурка на листочке и сунул его Гене.

«А я о чем-то похожем в рассказе написал», – добавил Валерьев ниже.

«Когда дашь почитать?» – письменно вопросил Иванов.

«Скоро».

Глава двадцатая

Вечером того дня, когда Гена и Артурка услышали историю о волшебном стереоскопе, Света принимала гостей. Пришли Миша и Степа с Леной, так что в небольшой Светиной комнате стало тесновато. Стол (точнее, журнальный столик), по сторонам которого сидели все четверо, был накрыт большим листом ватмана с каким-то рисунком, а из выпивки-закуски и столовых приборов не числилось ничего, за исключением пустого фарфорового блюдца.

– Еще раз говорю: это Мишкина идея, – полусмущенно-полураздраженно ответила Света на какое-то ироничное замечание Степы.

– Нет уж, сударыня, тут вы не правы, – продолжил тот шутливую атаку. – Сами же доверили простодушному Михаилу оккультное знание, сами сообщили ему о своем медиумическом даре, так что извольте теперь расхлебывать…

– Да заткнись ты! – всерьез рассердилась Света. – Все девчонки в детстве гадали – кто на картах, кто на блюдце; что ж тут такого?

– Вы, сударыня, недопонимаете, – не затыкался Степа. – Карты – это одно, а блюдечки, столоверчение, глассолалия и прочий спиритизм – совсем другое.

– Степ, хватит! – попросил Миша. – А то она откажется, а сами мы не знаем, как это делается. Мне же для рассказа нужно, я объяснял! Нужно жизнью проверить…

– Что же вы, господин хороший, – комически посуровел альбинос, – из-за рассказа вашего под власть демоническую подпасть хотите? Душу свою бессмертную загубить вознамерились и других за собой тащите?!

– Дурак ты, Степа! – диагностировал Солев, невольно передернувшись. – Таким не шутят.

– Миш, а может, и правда не надо?.. – просительно пролепетала Света. – Да и взрослые мы уже – зачем? А так у меня вино есть домашнее, – продолжила она, воодушевившись оттого, что ее не прерывают. – Ты же пробовал – вкусное. Просто посидим, поболтаем.

С довольной улыбкой Степа глянул на Мишу и вдруг напоролся на его яростный взгляд, как напарываются в лесу на кровожадный слепящий сук.

– Не бери, Свет, в голову, – поспешно пробормотал Степа. – Я пошутил. А Миша пишет рассказ – Мише надо помочь… К тому же, если мы блюдечко вертеть не станем, он меня на дуэль вызовет, и моя смерть будет на твоей совести. – Он уже успел немножко оттаять после взгляда василиска и кривовато улыбнулся. – Честно говоря, не верю я, что что-нибудь получится у нас в смысле духообщения. Я читал, что Владимир Соловьев (упертый мистик, между прочим) как-то специально поехал в Лондон, к спиритам. Во время сеанса в темной комнате он услышал колокольчик, – ну и хватанул рукой на звук. В результате поймал жилистую руку с колокольчиком, да еще и в манжете. Он еще прикололся по этому поводу: никогда, мол, не думал, что духи носят манжеты… У тебя, Свет, кстати, никого там нет под кроватью – с жилистыми руками и колокольчиком?

Миша и Степа рассмеялись, а девушки остались серьезными.

– Это гадание почти всегда получается, – сказала Света тихо. – Всё по-настоящему – и никаких колокольчиков. Если только на первый вопрос «нет» ответит, тогда не получится.

– Она правду говорит, – заметила Лена, в этот вечер молчаливая и неулыбчивая.

– Ты-то откуда знаешь? – Степа даже вздрогнул от изумления.

– Я тоже в школе так гадала.

– Все бабы ведьмы! – заключил он, нервно хмыкнув. – Что ж ты мне раньше не рассказывала?

– А зачем?

– Есть многое на свете, друг Горацио… Ну а вызывали кого? – продолжил Степа допрос.

– Пушкина, Есенина, Наполеона… В основном, по школьной программе, – пошутила рыженькая Лена.

– Все три персонажа, прошу заметить, – ярко выраженные герои-любовники! – рассмеялся Миша, уже успокоившийся насчет сеанса, и был поддержан всеобщим смехом. – Ну а Пушкин, Пушкин-то – что Пушкин? Стихов не диктовал?

– Нам – нет. Зато как матерился!

– Ужас просто! – подтвердила Света, перебивая собеседницу. – Мы его тоже вызывали. Так он такие слова использовал, что просто не поймешь. То какое-то вроде наждака, но неприличное. Наждак – не наждак… Я такого и не знала сроду, и сейчас забыла.

– Я тебе как-нибудь напомню, – усмехнулся Солев. – Замечательный архаизм. Ну а еще чего тебе Пушкин говорил?

– Да так, камасутра сплошная.

И вновь все рассмеялись.

– А нам он однажды свинью ужасную подложил, – вспомнила Лена, наконец-то развеселившись. – Ответил на какой-то вопрос: «Познайте, что такое кунка». Никто из нас такого слова не знал. Спрашивали в классе – тоже никто. Смотрели в словаре: «куница» есть, а «кунки» нет. Ну, спросили у учительницы русского языка и литературы. А она, как на зло, знала. Эх, нам и влетело!..

– И что оно означает? – поинтересовался Степа. – Погоди… Ты, Миш, знаешь? А ты, Свет? Тоже нет… Ну, говори тогда.

– Как бы это помягче… – замялась рыженькая. – Почти то же самое, что ваш «наждак», только наоборот.

– Ай да Пушкин! – расхохотался Миша. – Ай да сукин сын! Давайте сегодня тоже из писателей кого-нибудь вызовем, только посерьезнее.

– Давайте, – согласился Степа. – Достоевского, например. Он и при жизни был шибко умным и не матерился, наверное.

– Ладно, – молвил Солев.

– Да ну его! – поморщилась Света. – Такую нуднятину писал…

– А я – за, – проголосовала Лена.

– Большинство за Достоевского, – подытожил Степа, привычно входя в роль организатора. – Только давайте договоримся: для чистоты эксперимента каждый из нас по очереди будет отходить от стола. Если процесс прервется, то сразу станет понятно, кто всех дурачил. Если процесс не прервется ни на ком, то… Есть многое на свете, друг Горацио… Кажется, я это уже говорил.

– Не ты, а Гамлет, – уточнил Миша.

– Не важно. Важно, что если кто-то отказывается от этого условия, то он (она) и есть манжета с колокольчиком.

– Да согласны все, успокойся, – сказал Миша нервно. – Зажигаем свечку, гасим свет…

– Гасим Свет? – лукаво переспросила Света.

– И без шуточек давайте, – попросил Солев, знобливо подрагивая. – Федор Михайлович – человек серьезный.

– Уже не человек, – заметила Света, переворачивая фарфоровое блюдце вверх донцем, на котором была жирно начертана черная диаметральная одноконечная стрелка.