Книга Клеопатра - Фаина Гримберг

* * *

А Маргарите уже было всё равно. Это лгут, будто если залезть в душу человека, найдёшь там разные гадости, мерзости и гнусности. Это неправда! В душе каждого из нас притаился обиженный ребёнок! Обидели! Что-то такое хорошее, безусловно заслуженное тобой, не отдали тебе, не подарили! Плохие, обидели тебя, такого хорошего, такого во всём правого!.. И Маргарита тоже чувствовала себя оскорблённой, обиженной, беспомощной! Даже и раздавленной. Она, такая беспомощная, такая слабая, так устала от этой беременности, сделавшейся в последние два месяца совершенно мучительной. Только в последние недели царица и верная Хармиана поняли, что родятся близнецы. Маргарита приняла новость безразлично. Устала. Ничего не хотела. Не могла прийти к сыну. Лежала на широкой постели и думала, что она фактически уже мертва. И никто ей не нужен, ни эти дети, ещё не рождённые, ни даже сын, любимый Антулёс!.. А об Антонии она позабыла. Она только хотела ожить снова или умереть совсем!.. Но роды оказались не такими тяжёлыми, как ожидалось Хармианой, повитухами, да и самой Клеопатрой. И всё же она долго была больна. Потом её охватила большими мягкими лапами апатия. Она поняла, осознала, что вступила в новый период своей жизни. Прежняя Маргарита, молодая, сильная, быстрая, и вправду умерла. Она ощущала, как неудержимо толстеет после родов. И зачем мучить себя, стягивать особенным поясом живот, уже рыхлый, мазаться всеми этими мазями, не есть сладкого и жирного? Зачем? Ведь всё равно никогда больше не будет на свете прежней Маргариты; и живую силу и прелесть не заменишь и не вернёшь мазями, массажем, пробежками и прыжками!..

А потом она совсем выздоровела и принялась рьяно восстанавливать себя. И при этом опять не думала об Антонии. Ей самой ведь это было нужно: снова стать живым человеком, а не апатичной толстухой! Однажды она обнаружила на столике у своей постели странную статуэтку из тёмного камня, изображающую толстую до чрезвычайной степени толщины женщину, голую, с огромным животом и отвислыми грудями, женщина сидела, поджав под себя ноги. Маргарита удивилась, но догадалась, кто принёс в её спальню эту пакость! Вызвала Ирас и надавала ей пощёчин. Ирас молчала, скалила острые зубы. Потом отвернула покрасневшее лицо и тихо проговорила:

— «Быстро проходят молодые женские годы, а потом сидит она одиноко и листает книгу сновидений»!

— Что это? — Маргарита прижала пальцы к вискам. — Забыла...

— Это из «Лисистраты»[81]. У тебя что, не только тело, а и разум спит?

Ирас получила ещё одну пощёчину. Потом Клеопатра снова приблизила Ирас к своей особе. Почти еженощно Ирас теперь оставалась в спальне царицы. Днём Клеопатра энергически подбирала для себя румяна, пемзу, краски для глаз и для бровей, золотые сетки и заколки для волос. Увидела седые волоски на висках, теперь надо было подкрашивать и волосы. Снова пошло в ход ослиное молоко, маски из теста на лицо, родосская медовая мазь, чтобы сгладить морщинки под глазами... Вечерами она танцевала, и старательно двигала бёдрами, покамест Ирас, ухмыляющаяся, отбивала такт, стуча в бубен деревянными колпачками, надетыми на пальцы. Несколько раз царица выезжала на охоту, на Нил, стрелять диких уток, натягивая тугой лук. Ирас подстрелила трёх уток. Маргарита — ни одной. Зато ощутила, как её тело крепнет. Настроение улучшалось. Ну и пусть она утратила девическую прелесть, зрелая женщина тоже может быть прекрасной!.. Она спросила рабыню, которая ведала уборкой спальни, куда девалась статуэтка, принесённая Ирас.

— ...великая царица приказала унести... — Рабыня запиналась...

— Немедленно принеси и поставь на прежнее место!..

Теперь Маргарита находила это странное изображение даже и красивым!.. Она сказала Ирас:

— В конце концов, можно быть толстой красавицей! Можно быть толстой и красивой, как это изображение какой-то очень древней богини...

— Когда ты вот так, сначала смеёшься, как девушка, а потом внезапно делаешься серьёзной, как маленькая девочка, ты очень хороша! — сказала Ирас...

* * *

Клеопатра дала детям славные тронные имена. Сын был назван Птолемеем Александром Гелиосом, то есть Солнцем, а дочь — Клеопатрой Селеной, то есть Луной! Обыкновенно близнецы рождаются слабыми, но сын и дочь египетской царицы с самого рождения отличались крепким здоровьем. Она впервые осознала, какое удовольствие может доставить матери гордость за детей, милых, разумных, здоровых. Близнецы отличались от её первенца Антоса. В их жилах текла чужая, не Птолемеева кровь, не восточная и не греческая, кровь римлянина. Они были черноволосые, как мать, но глаза у них были яркие серые — отцовские глаза. Вскоре стали проявляться и их характеры и даны были детям домашние имена. Мальчика, который часто хмурился, надувал щёчки и был, в сущности, очень похож на отца, Маргарита звала Хурмас — «финик» — толстенький и сердитый! Сестричка не была похожа на брата, улыбчивая, худенькая...

— ...ты похожа на наше египетское прекрасное дерево, которое римляне зовут «пальмой»! Маленькая Пальма, Пальмета!..

Она ласково звала девочку Пальметулион, и постепенно домашнее имя сократилось до совсем простого двусложного — Тула...

Маргарита хотела приказать отчеканить монету с изображением Исиды, кормящей Гора, в честь рождения близнецов, но Максим отсоветовал, указав ей на продолжающийся упадок экономики:

— Мы едва сводим концы с концами! Нет возможности выпустить золотую монету, а чеканить такую монету из низкопробного серебра не имеет смысла!..

Она сказала Максиму:

— А почему бы нам не выслать всех римлян из Египта?

— То есть почему бы нам не выслать всех римских солдат назад в Рим? Не советую. Сейчас Рим будто позабыл о нас, и очень это хорошо! Посидим спокойно! Нет у нас такой возможности — бросать вызов Риму!..

Ни Максим, ни Аполлодор, ни Хармиана, ни тем более Ирас не говорили с ней о Марке Антонии. Понимали, что говорить о нём с ней не следует. Как будто бы его и не было на свете, и не бывало!..

Постепенно Маргарита заметила, что любит маленькую дочь более, чем сыновей. Она приходила в детскую, садилась на низкий табурет и кормила с ложечки жидкой ячменной кашей маленькую Пальмету. Хармиана находила, что девочка всё более походит на свою мать в детстве. Маргарита старалась быть равно внимательной к обоим детям, но к девочке её тянуло. Она словно бы возрождалась в этом ребёнке, и возрождалась более мягкой, более нежной, уже и не похожей характером, нравом на прежнюю задиристую Мар, а только лицом!.. То и дело приходили на память древние слова великой Сафо о дочери:

У меня ли девочка

Есть родная, золотая,

Что весенний златоцвет –

Милая Клеида!

Не отдам её за всё