Книга В августе жену знать не желаю - Акилле Кампаниле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И надо же чтобы это случилось в моем возрасте.
Обратившись к старику Суаресу, листавшему газету, он спросил:
— Вы случайно не знакомы с этой дамой?
— Нет.
— Жаль. Хотел бы я заполучить рекомендательную записку, чтобы стать ее любовником. Что меня больше всего в ней привлекает — так это ее пропорции. Ладно. Пожалуйста, отвернитесь на секунду.
Суарес отвернулся, и силач-гренадер, после долгих колебаний и среди тысячи сомнений, робко поцеловал даму в шею.
— Негодяй! — произнесла та негодующим голосом.
— Негодяй? — переспросил силач. — О, женщины, вы часто говорите «негодяй» тому, кто без спросу вас целует, между тем как должны говорить ему «какой вы смелый!» Знали бы вы, сколько колебаний мне пришлось преодолеть, прежде чем я решился обнять вас!
— Понимаю, — ответила дама, — но это не может служить оправданием. — Она закрыла половину лица веером и, робко глядя на ухажера, пробормотала: — Пятьдесят…
— Больше двадцати вам не дашь, — галантно воскликнул силач.
— Меньше, чем за пятьдесят я не согласна.
— А-а! — протянул силач-гренадер.
Он галантно вытащил бумажник и вручил даме купюру в пятьдесят лир; дама же, говоря «спасибо», попрощалась с ним, сняв шляпку и парик, и обратилась в бегство, высоко задрав юбку.
— Проклятый! — закричал силач-гренадер. — Ее формы на самом деле были лишь сумкой для продуктов!
Но синьор Афрагола — а это был именно он — уже бодро направлялся к рынку.
Дело в том, что этот хороший человек, услышав, что Джедеоне пригласил столько народу на обед, пришел в отчаяние.
Не то чтобы в городке кончились запасы продовольствия. Нет, их хватало с лихвой, и хватило бы еще на полгода. Но штука в том, что не всегда падает с обрыва карета, запряженная четверкой, как это случилось год назад — в удачный год, когда синьор Афрагола целый месяц смог кормить своих постояльцев бифштексами.
В этом году, напротив, благодаря тому, что улучшилось содержание дорог, приходилось делать ставку на обеды из рыбных блюд. К счастью, повар, брошенный на поиски пищи в городок, вернулся с хорошей вестью: по бросовой цене там продавалась большая партия рыбы, умершей естественной смертью.
В конце концов, единственный, кто по-настоящему порадовался обеду — потому что даже Суаресы, хоть и были приглашены, остались не очень этим довольны, — был старик Джанни Джанни. Открыв глаза утром того дня, он был неприятно поражен тем обстоятельством, что по-прежнему жив, и горестно воскликнул:
— Еще один день! Что делать?
Позже, получив приглашение, он пробормотал:
— На сегодня я устроен. Но завтра? Сколь тягостна неизвестность!
— Завтра, — сказал жалостливый Уититтерли, — будем надеяться, что вы умрете.
Чтобы больше не возвращаться к несчастному долгожителю, скажем, что он дожил до ста лет. Последние тридцать он провел в непрерывном ожидании смерти. Каждый вечер, ложась спать, он говорил:
— Может быть, завтра.
Но на следующее утро, лежа в постели, он несмело открывал один глаз, обуреваемый сильным волнением, и видя лучи, проникающие сквозь ставни, неизменно восклицал:
— Еще один день!
В возрасте ста лет он получил наследство.
— На этот раз, — сказал он, — я не попадусь.
Он положил все деньги в банк, пробормотав:
— Это на старость.
На следующий день он умер.
— Едут, едут! — кричал Андреа, который караулил, стоя посреди улицы.
И действительно, через несколько мгновений перед входом в гостиницу остановилась карета, и из нее вышли Джорджо Павони в безукоризненном сером плаще, его мать, которая опиралась на две палки, и очаровательная Изабелла в новенькой соломенной шляпке, украшенной небесного цвета лентами, чудесно обрамлявшими ее белокурые волосы и голубые глаза.
Изабелла, которая хотела сообщить о свой помолвке подругам, сказала Арокле:
— Мне нужна путёвая Катечка.
— Это устроить легко, — ответил Арокле. И позвал: — Катерина! — Показывая Изабелле на старуху, занятую мытьем посуды и выглянувшую на зов, он добавил: — Это моя жена. Охотно дарю ее вам.
Но Джорджо Павони вовремя вмешался, не дав свершиться позорной сделке.
— Моей дочери, — объяснил он Арокле, — просто-напросто нужна почтовая карточка.
В немногих словах он рассказал историю с наставником, и Арокле, поглядывая на Изабеллу, пробормотал:
— Прекрасное и несчастное дитя!
Затем Павони направился к Уититтерли и, торжественно ему представившись, сказал:
— Позвольте поблагодарить вас. Вы оказали нам большую любезность, что согласились быть свидетелем.
Джедеоне предупредил его об этом любезном согласии морского волка. Поскольку Павони продолжал рассыпаться в уверениях вечной признательности, Уититтерли отрезал:
— Я же обещал. — Затем повернулся к Джедеоне и добродушно добавил: — Представляете, чтобы сдержать данное вам слово, я отказался от кучи прекрасных предложений принять командование новым кораблем. Но это уже неважно.
То была маленькая ложь капитана, желавшего еще более возвыситься в глазах своих друзей.
Они же сделали вид, что поверили ему, а Джедеоне сказал:
— Мне очень жаль. Если б я знал…
— Не смущайтесь, — воскликнул Уититтерли, — предложений у меня хватает. Как раз вчера вечером мне предложили место капитана на большом и роскошном океанском лайнере, который скоро будет спущен на воду; я веду переговоры с владельцем, Чиро Инсонья.
На этот раз Уититтерли не врал.
— Как зовут владельца? — переспросил Суарес, который просматривал утреннюю газету, чтобы не глядеть на Джедеоне, ставшего его смертельным врагом.
— Инсонья Чиро ди Дженнаро, — ответил капитан дальнего плавания, — из Парижа. Вы с ним знакомы?
— Нет, — ответил Суарес, — дело в том, что тут есть заметка, которая может вас заинтересовать.
— Объявление о спуске на воду? — спросил Уититтерли с живейшим волнением.
— Не совсем, — ответил старик. И прочитал вслух:
Подвиги сумасшедшего. Неделю назад из местного сумасшедшего дома сбежал пациент Инсонья Чиро ди Дженнаро, из Парижа. По этому случаю мы ничего не писали, чтобы не волновать население, но сегодня рады сообщить нашим читателям, что опасный умалишенный пойман и возвращен в психиатрическую лечебницу.
— Какая жалость! — воскликнул Уититтерли. — Именно сейчас, когда он собирался передать мне под командование свой корабль!
Но к бравому капитану вскоре вернулось спокойствие, и когда Арокле объявил, что обед подан, все перешли в сад, где был накрыт колоссальный стол.