Книга Зимняя мантия - Элизабет Чедвик (Англия)

Элисанд вышла, но тут же вернулась с кувшином душистой воды для умывания.

– Эта женщина Честера спрашивает вас насчет ребенка, – сообщила она, протягивая Матильде льняное полотенце.

– Какого ребенка? – не поняла Матильда и тут же вспомнила. Губы ее сжались, сердце наполнила тоска.

– Она хотела бы знать, придете ли вы сегодня, чтобы посмотреть на него?

Матильда отпила еще глоток отвара и потерла лоб.

– Еще бы… – грубо ответила она и посмотрела на служанку. – Интересно, что бы сказал милорд, если бы, вернувшись из похода, застал меня с новорожденным младенцем на руках? Принял бы он его, как, он считает, я должна принять его сына?

– Скорее всего, нет, миледи, – заметила Элисанд, – но ведь мужчины – такие простые существа. Схвати их за мошонку и веди куда угодно. К тому же они всегда не прочь, чтобы их так ухватили.

– А женщины расплачиваются, – с горечью добавила Матильда. – Или добрым именем, или жизнью.

Элисанд склонила голову набок, как любопытная птица.

– Вы простите его, миледи?

– Пока не знаю, – ответила Матильда. – Ты спрашиваешь, заживет ли рана, которая сейчас кровоточит.

Когда отвар подействовал и голова перестала разламываться, она надела плащ, застегнула его брошью и направилась к жилищу Честера. Элисанд шла за ней, пока Матильда не обернулась.

– Пойди и найди моего грума и сэра Уолтефа. Скажи им, чтобы седлали лошадей и предупредили всех об отъезде.

– Мы уезжаем, миледи? – Элисанд искоса взглянула на нее. – Думаете, это разумно?

Матильда горько рассмеялась.

– Я больше не знаю, что разумно, а что нет. Одно знаю: я не успокоюсь, пока не побываю в Эвре и сама все не разузнаю.

– Миледи, я…

– И не спорь. Иди! – Глаза Матильды сверкнули. Элисанд сжала губы.

– Слушаюсь, миледи, – сказала она и присела в очень низком реверансе, чтобы продемонстрировать госпоже свое недовольство.

Матильда закрыла глаза, вздохнула и вошла в дом. Честера нигде не было видно, но Алаиз все так же сидела у очага и меняла пеленки младенцу. Матильда заставила себя взглянуть на него, потом взять на руки. Какими бы ни были обстоятельства его зачатия, он был невинен. Она должна принять его, чтобы он вырос в доме Симона. Только лет через семь-восемь его отправят учиться на рыцаря или священника, возможно, даже позже, если Симон захочет держать его при себе.

– У него есть имя? – спросила она любовницу Хью Лупуса, которая с опаской следила за ней, будто боялась, что Матильда швырнет младенца о камень.

– Мне кажется, его назвали в честь отца, миледи. Симон.

Сердце Матильды как ножом резануло. Чего, впрочем, она могла ожидать? Любовница должна назвать своего ребенка именем отца, чтобы напомнить о его обязанностях.

Кожа у малыша была нежнее лепестка розы. Хотя черты лица еще не определились, он уже был похож на Симона – его подбородок, рисунок губ. Сомневаться в его отцовстве не приходилось. Она осторожно положила ребенка на руки женщины.

– Вы когда-нибудь думаете о жене лорда Хью, когда спите с ним и рожаете ему детей? – резко обратилась она к женщине.

Женщина пожала плечами.

– Зачем? Раз я не живу под одной с ней крышей, она тем и довольна. У лорда ненасытный аппетит, а ее постель мало интересует. Их связывает только долг.

Долг, снова это слово. Матильда отшатнулась. А Симон с ней тоже из чувства долга?

– А вы спите с лордом Хью по любви? – съехидничала она.

Алаиз громко рассмеялась.

– Конечно, – призналась она. – Мне нравится старый дурак – это точно, да и, несмотря на его размеры, он знает, что надо делать в постели. Но я бы его так не любила, если бы не вот это и вот это. – Она приподняла подол своего богатого красного шерстяного платья и коснулась приколотой к груди золотой броши. – Мы довольны друг другом.

Может, поэтому Матильда видит сейчас ребенка, а не мать с ребенком? Может, Симон был неудовлетворен любовницей, и они разошлись?

Ей необходимо это узнать.

– Вот, – сказала она Алаиз, – протягивая ей серебряную монету. – Добавьте это к своей коллекции.

Глава 41

– Вина не желаете, графиня? Наверное, вы испытываете жажду с дороги. – Настоятельница подняла изящный серебряный кувшин. Матильде не очень хотелось пить вино с настоятельницей, но приличия надо соблюсти, прежде чем перейти к делу.

– Спасибо, – кивнула она. – Еще слишком рано для того, чтобы дорожная пыль запорошила мне горло, но я проехала длинный путь.

Настоятельница налила темное вино в два красивых кубка на серебряной подставке. Эвре богатый монастырь, подумала Матильда, сюда кого угодно не примут. Но любовницы знати – другое дело.

Матильда взяла тяжелый кубок, отпила глоток и, как подобает, восхитилась вкусом вина. Они поговорили о состоянии дорог и тех опасностях, которые поджидали путешественников. Потом замолчали, и Матильда решила, что наступил подходящий момент. Она поставила кубок на стол.

– Вы, верно, недоумеваете, что меня сюда привело, – начала она.

– Я знаю, почему вы приехали, но не знаю зачем. – Настоятельница склонила голову. – Знаете, когда ваш муж был здесь, он не упомянул, что вы в Нормандии.

– Потому что не знал этого.

Глаза настоятельницы расширились, прежде чем она опустила их, чтобы скрыть свое удивление. Ее лицо осталось спокойным. Выучка монахинь, подумала Матильда. Интересно, а пассия Симона тоже так умеет?

– Я собираюсь все с ним обсудить, как только он вернется из похода, – сказала она.

– Понятно, – пробормотала настоятельница.

У Матильды создалось неприятное впечатление, что эта женщина действительно все понимает, даже слишком хорошо.

– Я должна поговорить с матерью ребенка, – пояснила она.

Настоятельница отрицательно покачала головой.

– Я не уйду отсюда, пока ее не увижу, – решительно заявила Матильда. – Естественно, я готова стать щедрым благодетелем, если вы мне поможете. – Она поставила на стол сумку, которую привезла с собой, и достала оттуда тяжелый кошелек с серебряными монетами.

Ноздри настоятельницы раздулись.

– Вам не следует прибегать к взятке, графиня, – холодно заметила она. – Даже если бы я взяла ваши деньги, я должна была бы сказать вам, что сестра Сабина заплатила нам золотом. – Она встала. – Я спрошу, хочет ли она вас видеть, но, если она откажется, я не стану ее заставлять.

Матильде хотелось забрать деньги и залезть под камень от стыда, но было уже слишком поздно, ничего нельзя было исправить.