Книга Исследование истории. Том I - Арнольд Тойнби

Эта взаимозависимость считается доказанной в классификации, введенной современными археологами, где предполагаемый ряд стадий в усовершенствовании материальной техники берется в качестве показателя соответствующей последовательности глав в прогрессе цивилизации. В этой мыслительной схеме человеческий прогресс представлен в качестве ряда «эпох», различающихся по технологическим ярлыкам: эпоха палеолита, эпоха неолита, медно-каменный век, медный век, бронзовый век, железный век, к которым можно добавить машинный век, в котором сами мы имеем честь жить. Несмотря на широкое распространение этой классификации, неплохо было бы критически пересмотреть ее претензию на [истинное] представление стадий в прогрессе цивилизаций; ибо даже не прибегая к какой бы то ни было серьезной эмпирической проверке, мы можем указать на несколько оснований, по которым она является подозрительной a priori.

В первую очередь она подозрительна по причине самой своей популярности, ибо апеллирует к предрассудкам общества, очарованного своими собственными недавними техническими победами. Ее популярность является иллюстрацией того несомненного факта (взятого в качестве отправной точки для первой главы данного «Исследования»), что каждое поколение склонно конструировать свою историю прошлого в соответствии с собственной эфемерной мыслительной схемой.

Вторая причина для критического отношения к технологической классификации социального прогресса заключается в том, что эта классификация является очевидным примером склонности исследователя становиться рабом отдельных материалов исследования, случайно оказавшихся в его руках. С научной точки зрения может оказаться чистой случайностью то, что материальные орудия, созданные для себя «доисторическим» человеком, сохранились, тогда как произведения его душевной жизни, его институты и идеи, погибли. Действительно, если этот умственный аппарат задействован, он играет в жизни людей гораздо более важную роль, чем любой материальный аппарат; однако поскольку отброшенный за ненадобностью материальный аппарат оставляет, а душевный — не оставляет материальных обломков, и поскольку занятием археолога является именно изучение оставленных человеком обломков в надежде извлечь из них знание [обо всей] человеческой истории, ум археолога имеет тенденцию изображать Homo Sapiens лишь в его второстепенной роли Homo Faber. Обращаясь к фактам, мы находим примеры технических усовершенствований и в тех случаях, когда цивилизации остаются статичными или же склоняются к упадку, равно как и примеры противоположной ситуации, когда техника остается статичной, а цивилизации находятся в движении, которое может быть как прогрессирующим, так и регрессирующим.

Например, каждая из задержанных цивилизаций достигла высокого уровня развития техники. Полинезийцы были выдающимися мореплавателями, эскимосы — рыбаками, спартанцы — воинами, кочевники — дрессировщиками лошадей, османы — дрессировщиками людей. Все это случаи, в которых цивилизации оставались статичными, в то время как техника совершенствовалась.

Примером усовершенствования техники и одновременного упадка цивилизации является контраст между верхним палеолитом в Европе и нижним неолитом, непосредственно предшествовавшим ему в технологическом ряду. Верхнепалеолитическое общество довольствовалось грубыми орудиями труда, но развивало тонкое эстетическое чувство и не пренебрегало открытием некоторых простых средств художественного выражения. Искусные и живые наброски углем животных, сохранившиеся на стенах пещерных жилищ палеолитического человека, вызывают в нас восхищение. Общество нижнего неолита прилагало бесчисленные усилия, чтобы обеспечить себя тонко отшлифованными орудиями и, возможно, использовало их в борьбе за существование с палеолитическим человеком, в которой Homo Pictor[427] был побежден и оставил поле битвы за Homo Faber. Во всяком случае, изменение, открывшее замечательный прогресс в области техники, является определенной неудачей в области цивилизации, ибо искусство верхнепалеолитического человека умерло вместе с ним.

Майянская цивилизация в технологическом отношении тоже никогда не продвинулась за пределы каменного века, тогда как аффилированные мексиканская и юкатанская цивилизации сделали выдающиеся успехи в обработке различных металлов в течение пяти столетий, предшествовавших испанскому завоеванию. Однако не может быть никакого сомнения в том, что майянское общество достигло гораздо более утонченного уровня развития цивилизации, нежели два самых посредственных общества, являющихся дочерними по отношению к нему. Прокопий Кесарийский[428], последний из великих греческих историков, начинает свою историю войн императора Юстиниана[429] — войн, которые фактически прозвучали похоронным звоном по эллинскому обществу, — с заявления о том, что его тема является гораздо интереснее по сравнению с теми, что выбирали его предшественники, поскольку современная ему военная техника далеко превосходит технику, использовавшуюся во всех прежних войнах. Действительно, если бы мы могли отделить историю военной техники от других нитей эллинской истории, то обнаружили бы непрерывный прогресс от начала до конца — в течение периода роста этой цивилизации и далее, в течение периода ее упадка; и мы обнаружили бы также, что каждый шаг в ходе этого технического прогресса стимулировался событиями, гибельными для цивилизации.

Начать с того, что изобретение спартанской фаланги[430], первого зарегистрированного выдающегося усовершенствования эллинов в военной технике, явилось итогом Второй Мессенской войны, которая привела развитие эллинской цивилизации в Спарте к преждевременной остановке. Следующим выдающимся усовершенствованием было разделение эллинских пехотинцев на два крайних типа: македонского фалангиста и афинского пелтаста[431]. Македонская фаланга, вооруженная длинными двуручными пиками вместо коротких одноручных копий, была более грозной в нападении, чем ее спартанская предшественница, но вместе с тем и более неповоротливой и уязвимой, если вдруг теряла строй. Она не могла начинать действовать безопасно, пока ее фланги не были защищены пелтастами, новым типом легких пехотинцев, которых выбирали из строя и обучали в качестве застрельщиков. Это второе усовершенствование явилось результатом столетия смертельной войны — от вспышки Пелопоннесской войны до македонской победы над фиванцами и афинянами при Херонее (431-338 гг. до н. э.)[432] — столетия, ставшего свидетелем первого надлома эллинской цивилизации. Следующее выдающееся усовершенствование было сделано римлянами, когда им удалось соединить достоинства и избежать недостатков пелтастов и фалангистов в тактике и вооружении легионера.