Книга Мифы и легенды народов мира. Ранняя Италия и Рим - Александр Немировский

Главное отличие плебеев от патрициев было в том, что они не входили в патрицианские роды и курии и, следовательно, не могли участвовать в управлении государством, выросшим из родоплеменной организации и сохранившим ее структуру. Передавая римские родовые предания, римские историки часто не понимали их специфики, и поэтому до них не доходил смысл борьбы патрициев и плебеев. Взрывая патрицианскую общину, плебеи выступали носителями государственной идеи. Их борьба имела своей целью и результатом создание патрицианско-плебейского государства.

Переход власти от царей к аристократии был крайне невыгоден для плебеев. Цари, ограничиваемые в своих притязаниях на полноту власти патрицианской знатью, старались лавировать между двумя сословиями, и, как известно, плебеи добились при Сервии Туллии определенных уступок и выгод. Да и непосредственно после свержения царей страх перед восстановлением царской власти заставлял патрициев держаться в определенных рамках, и лишь весть о кончине Тарквиния, внушившая патрициям уверенность в своей полной победе, поставила патрициев и плебеев друг против друга как два враждебных лагеря.

Причиной вражды патрициев и плебеев было безземелие последних, осложняемое жестоким долговым правом, ставившим задолжников в положение кабальных рабов. Подобная ситуация характерна не только для Рима, но и для других ранних античных обществ. Но нигде накал борьбы не достигал такой остроты, как в Риме и вообще в Италии, где аристократия обладала большими земельными владениями, чем в гористой Греции, и была менее всего заинтересована в каких-либо общественных переменах. Нигде так поздно, как в Риме, угнетенному большинству населения не удалось добиться формального уравнения в правах с аристократическим меньшинством, которое при этом сохранило свое экономическое могущество.

Ситуация осложнялась также тем, что ни плебеи, ни патриции не выступали как две компактные силы. Чаяния плебейской верхушки, стремившейся к завоеванию политической власти, не всегда совпадали с интересами плебейских низов, страдавших от безземелия и долговой кабалы. Среди патрициев были те, кто сочувствовал плебеям или готов был воспользоваться их поддержкой для завоевания единоличной власти, и те, кто придерживался непримиримых позиций. Все это порождало трагических героев, в описании которых древние историки не жалели воображения и красок.

Глава 1 На священную гору

Обиженно уходят на холмы,

Как Римом недовольные плебеи,

Старухи овцы – черные халдеи,

Исчадье ночи в капюшонах тьмы…

Им нужен царь и черный Авентин,

Овечий Рим с его семью холмами,

Собачий лай, костер под небесами

И горький дым жилища и овин.

Осип Мандельштам

В V в. до н. э. в истории борьбы патрициев и плебеев выделяются два этапа. Первый из них, падающий на вторую четверть V в. до н. э., характеризуется попыткой недовольных плебеев покинуть Рим и обосноваться отдельной общиной в другом месте. Вынужденные пойти на уступки, патриции соглашаются на создание особой плебейской магистратуры, ставшей в руках плебеев могучим оружием. Государству грозит полный раскол, с целью предотвращения которого создается специальная комиссия для составления законов, могущих сблизить враждующие сословия. Время деятельности этой комиссии – второй этап борьбы патрициев и плебеев, которых объединили не несовершенные законы, а ненависть к их составителям.

Великое утро

Квириты, в то утро лениво прогуливающиеся по Форуму, при виде человека, бегущего к курии, многозначительно переглянулись. Незнакомец был бос, седые волосы его растрепались, по раскрасневшимся от быстрого движения щекам скатывались капли пота.

– Что там стряслось, Тит? – спросил кто-то, узнав в бегущем пастуха, пасшего овец у Аниена.

– Враги перешли Аниен! – прокричал пастух, не останавливаясь. – Их больше легиона.

Аниен, северный приток Тибра, был пограничной рекой между владениями римлян и сабинян, и не было года, чтобы недруги не совершали набеги на римские земли, уводя скот. Римские пастухи не оставались в долгу и пригоняли из-за Аниена сабинскую скотину. Продолжалось это много лет, так что в Риме часто продавалось сабинское добро, в сабинских же поселениях шло на продажу добро римское. Но появление целого вражеского войска без объявления войны – случай невиданный. Консулы немедленно подняли боевую тревогу. Над высотами Капитолия и другими холмами взметнулись красные полотнища, закрылись городские ворота.

Прошло немного времени, и квиритам, взобравшимся на стены, стал виден столб пыли, явный признак того, что двигалась масса людей. Когда пыль рассеялась, вместо ожидаемых доспехов и оружия показались зеленые ветви в руках у идущей впереди группки мужей и скарб на плечах у шагавших сзади. А пришедших было видимоневидимо.

– Так это же мирные люди! – воскликнул один из консулов. – Мой Геркулес! Да это же посланцы сабинян, принесшие нам на этих ветвях мир.

– Не слишком ли много этих миротворцев? – отозвался другой консул. – Подумай, Тит! Зачем послам такая свита? Почему они гонят скот?

Тит шлепнул себя ладонью по лбу.

– Это ведь Атт Клавс[424]! Я его узнал! Этот сабинянин запомнился мне с тех пор, когда я был юношей в составе посольства, отправленного за Аниен в город Регилл. Не человек, а кремень! Упрямый и вздорный муж! Не иначе, как он решил переселиться к нам со всеми своими домочадцами и клиентами[425]. Из них и впрямь можно составить целый легион.

Великое утро! – торжественно произнес второй консул. – А ведь авгуры, гадавшие по своим квочкам, вчера не сулили чего-либо примечательного. К тому же и день этот в фастах несчастливый. Но придется отметить его белым камешком, и пусть понтифики запишут на белых досках, что в наше с тобою консульство в Город переселился в полном составе могущественный род Атта Клавса. Ну, плебеи, держитесь!