Книга Сокровище троллей - Ольга Голотвина

Дождик взял из руки Айки шапку и, усмехнувшись, надел ее на свою бестолковую голову.

* * *

— Он снова пришел… я знаю, я чувствую… — Губы Янчиала дрожали, руки не попадали в рукав тулупа. — Я пойду… я сам, сам… Я не могу больше!

Хозяева и постояльцы «Посоха чародея» собрались вокруг отчаявшегося постояльца. Никто не усомнился в том, что беглец действительно почувствовал своего преследователя.

У многих (может быть, у каждого) мелькнула трусливая и подленькая мыслишка: может, оно и к лучшему? Сожрет медведь свою добычу и уйдет, оставит нас в покое…

К чести людей, попавших в осаду, никто не высказал эту мысль вслух.

— А интересно, — сказал задумчиво хозяин, — далеко ли эта зверюга сидит от ворот? Может, получится по нему из катапульты шарахнуть? Не попадем, так напугаем.

— Гранит говорил, у него арбалет с собой, — поддержал хозяина Подранок. — Может, у тебя, хозяин, лук найдется?

— У меня арбалет в чулане, — кивнул Кринаш. — Принеси-ка, Дагерта. Попробуем горящими стрелами, как в троллей.

— Недотепка! — крикнула Дагерта. — Детей запри, чтоб не выскочили во двор!

* * *

Да, он ждал их почти у самых ворот — великолепный зверь в вихре метели. Стоял и царственно ожидал, когда истерзанная страхом жертва выползет к нему.

Жертва стояла уже почти в воротах, но не шла под милосердный удар лапы, который оборвал бы ее мучения. С нею делились отвагой и силой другие люди, обступившие запуганную добычу. В руках у двоих было оружие — жалкое человеческое оружие, что оно могло против зверобога?

Но эти люди не пели.

* * *

Кринаш хмуро ухмыльнулся и даже не стал взводить пружину арбалета. Как-то сразу понял, глядя на серебристого неподвижного гиганта, что ничего ему не сделают арбалетные болты.

Но как-то надо вырываться из осады…

Колебания Кринаша прервал пронзительный голос:

— Вот это я выспалась так выспалась! Давненько так сладко не почивала! Что тут, на дворе, — снежок идет? Вот под снег да под дождь так хорошо спится! Вот если бы добрые хозяева нищей старушке хоть корку хлеба подали… а еще лучше — горяченького чего… Уж так тяжко на старости лет без горяченького…

Все разом обернулись к конюшне, от порога которой ковыляла довольная, разнеженная бабка Гульда. К темному сукну балахона прилипли стебельки сухой травы.

Все успели забыть про старую нищенку, пока она дрыхла, зарывшись в сено. И теперь глядели, как она топает к воротам. Любопытно ей, стало быть: почему все тут собрались?

Кринаш и Дагерта посторонились — и Гульда увидела перед воротами громадного белого медведя.

Старуха перестала улыбаться.

— Вот оно как… — сказала негромко.

И пошла в ворота.

Гилазар, никогда не слышавший о нищенке-ведьме, дернулся было остановить ее. Но Кринаш помешал — поспешно шагнул между господином и бабкой Гульдой.

* * *

Медведь, вытянув шею, без удивления глядел на медленно бредущую к нему старую женщину.

Ему не раз приходилось видеть такое. В тяжелые зимы — «мертвые зимы», как говорили в Уртхавене, — когда бури выжимали лед на сушу и воздвигали ледяные горы, закрывающие охотникам на тюленей путь к морю, старики и старухи, не в силах глядеть на голодающих детей, уходили на поиски своего бога. Они шли в ночи и пели: «Забери меня, Тяжелая Лапа, айя, эйя! Я твоя добыча, Грозная Пасть, айя, эйя! Поверни ветер, Хозяин Пурги, взломай лед!..»

Эта старуха не пела.

Подошла спокойно и твердо. Глянула бестрепетным взглядом. И на языке, которого не ведали здешние леса, на языке заледенелых берегов промолвила запретное имя — то, что уртхавенцы шепчут на ухо своим детям, но никогда не произносят вслух.

— Ну, здравствуй, Север-Медведь, — сказала старая женщина. — Здравствуй, внук.

* * *

Замершие у ворот люди потрясенно глядели, как женщина, прижавшись к мохнатому боку, обнимает медведя, насколько хватает рук.

Но они не знали, что она ему говорит в маленькое закругленное ухо:

— Да как же мне тебя и звать-то, если не внуком? Ведь это я когда-то сотворила этот мир. И твой Уртхавен тоже, и людей Уртхавена. А люди, мои дети, создали тебя, внучек. Создали из ветра, снега, темноты и своего страха. И жизни твоей — лишь до той поры, когда они перестанут бояться холода и мрака.

Медведь лежал неподвижно, положив огромную морду на лапы. Слушал.

— Посмотри, что они со мной сделали, люди-то… Когда-то звали они меня Богиней-Матерью, воздвигали жертвенники — и была я молода, полна сил. Но люди — они ж привередливые. Решили, что боги суть безымянны и безлики… а я, стало быть, суеверие Темных Времен. Ну не обидно, а? Попробовала я отстоять свою власть, так они меня мало того что Хозяйкой Зла обозначили, так еще и Серой Старухой прозвали. Вот и глянь, какой я стала.

От избытка чувств женщина всхлипнула и почесала зверобога за ухом, словно котенка.

— Не дело ты затеял, сыночек, ох не дело! Ну разорвешь этого грайанца… Так ведь из всего здешнего народа только он и верит, что ты — бог. И лишь потому ты — бог. Ты неуязвим для людского оружия, таким тебя сделали уртхавенцы в страхе своем. Но здесь в это верит только Янчиал — и верой своей хранит тебя. Убьешь обидчика — станешь тем, кем видят тебя здешний хозяин и его гости. Медведем. Дорогая шкура и много мяса. И получишь ты, внучек мой глупый, по стреле в каждый глаз и рогатину в брюхо.

Медведь не сводил взгляда с людей в воротах. Янчиала уже не держали ноги, он рухнул на колени под взором зверобога.

— Уходи, внучек, — тихо попросила старуха. — Бог должен быть с теми, кто в него верит, кто ему силу дает. Зачем оставил ты своих простодушных северян? Они дарят тебе мясо и шкуры, они украшают для тебя моржовые клыки резьбой, они рисуют тебя на выделанной коже. Они поют тебе: «Айя, эйя…» Они зовут тебя, Север-Медведь!

Что мелькнуло в маленьких темных глазах владыки Уртхавена? Что за рябь прошла по серебристой шкуре?

Метель взвилась, радостно взвыла, закружилась снеговым столбом — и умчалась прочь, домой, на север.

А там, где ожидал свою жертву чудовищный зверобог, остался чистый, белый, очень большой сугроб. И его осветило солнце, проглянувшее в разрыв туч.

— Хорошая будет погода, — сказала бабка Гульда, оборачиваясь к людям в воротах.

Те потрясенно молчали.

Первым пришел в себя Кринаш. Прокашлялся, чтобы вернуть себе голос.

— Жена… ты… это… Бабка Гульда сейчас есть просила… Горяченького. Ты уж ей собери, побалуй старуху…

* * *

Прошло два дня.

На берегу Тагизарны, немного южнее постоялого двора, Уанаи слушала рассказ Подранка о гостях «Посоха чародея». Тут же был и старик Сивый, правая рука атаманши.