Книга Прага - Артур Филлипс

Все следующее утро Чарлз организует празднование своей победы, а вечером с прибытием в теплый «Гербо» последнего гостя начинается бенефис. Не успел Джон отряхнуть снег с плеч, Чарлз поднимается и кратко перечисляет для присутствующих важные детали истории Имре Хорвата: наследник традиции, уцелевшая жертва коммунизма, неутомимый защитник народной памяти, провидец, герой. Кристина без конца улыбается, а сам Имре в величественном спокойствии жует губами и опускает глаза, но не голову, рассматривая на столе перед собой рюмочку с золотистым ликером. Чарлз поднимает свой эликсир за «моего учителя, моего второго отца, мою совесть, героя Венгрии». Старик, как никогда внушительный, как никогда окутанный и облеченный историей, поднимается обнять своего компаньона, и остальные пятеро аплодируют и чокаются.

За углом у кафе на мягком свежем снегу их терпеливо дожидаются два дымящих рокочущих лимузина, нанятые перевезти гуляющую компанию из прошлого в будущее. В чревах обеих машин два задних сиденья повернуты лицом друг к другу и рядом с каждым — по набору уютно стеснившихся, до половины налитых хрустальных графинчиков в черных бархатных гнездах. В передней машине Чарлз торжественно наливает крепкое питье Имре, Кристине и себе, пока Харви, его саксофонирующий помощник, адвокат-англичанин и Джон расхихикались в ведомой машине, как школьники, наполняя высокие шершавые стаканы понемножку тем и этим, добавь чуток прозрачного, и — voilà — вот это и называется лонг-айлендский чай со льдом, Невилл. О, правда?

На следующей остановке две группы воссоединяются, и два разных настроения сталкиваются и отскакивают друг от друга, точно два противостоящих воздушных фронта:

— Господи, да это же… Боже мой, у вас есть ключи, — тихонько бормочет Имре по-венгерски, когда из другой машины появляется Харви, заверяющий, что лучшее место для изучения языка — это постель.

— Есть. В конце концов, мы владельцы. Просто добрый жест со стороны моего друга, он дал мне их на вечер авансом. — Чарлз вкладывает ключ в замок, но не поворачивает. Вместо того он ждет, пока аудитория притихнет в запорошенном снегом разгрузочном тупике, и декламирует по-английски: — Сейчас это, конечно, склад, он — часть той собственности, которую «Хорват Холдинг» приобрел вчера. Но важнее, что этот склад был сценой исторических событий, о которых эта страна должна знать и которыми должна гордиться. Тридцать четыре с небольшим года назад, когда наша страна безуспешно билась за свою свободу, наш друг Имре стоял в самом средоточии грозы, отстаивая правду. Из этого тупика, где мы сейчас стоим, он бил по тиранам залпами правды, и на тринадцать дней вернул украденное у него дело.

Чарлз поворачивает ключ, наваливается и сдвигает железную дверь на ролике, войдя, нажимает кнопку на угловатой коробочке, свисающей на толстом черном проводе с невидимого потолка. Две дрожащих флуоресцентных вспышки удивления, и все частицы скудно затоваренного высокого зала с растрескавшимся бетонным полом сливаются в целое.

— Господи, откуда вы знали? — спрашивает Имре своего компаньона повлажневшим и севшим голосом.

— Я сказала ему только то, что мне говорил отец, — отвечает Кристина Тольди.

— Добро пожаловать домой, — шепчет Чарлз по-венгерски и жмет старику руку.

Кристина и Имре далеко уходят в ярко освещенный почти пустой склад, их слов уже не слышно, старик легонько трогает железные винтовые лестницы и волнистые стены, включает и выключает маленькие лампочки, осторожно берет в руки и ставит на место прислоненную к стене швабру, глядит в потолок, будто все это какая-то небывальщина. Остальные дожидаются у дверей.

— Господи боже, это самый прекрасный склад, какой я только видел, — говорит Чарлзу Джон. — Можно потом осмотреть канализацию?

— Старичок, похоже, и вправду поклонник складов, — вторит Невилл, болтая стаканом с остатками «лонг-айлендского чая со льдом».

Харви садится на ящик, его безмолвный музыкальный помощник переминается подле.

— Ладно, Чарлз, выкладывай, этот старпер трет дамочку Тольди, а? Как думаешь?

На переезд склад — ужин Чарлз с Джоном меняются машинами, и Джон всю трезвую поездку наблюдает, как Имре с Кристиной напротив него почти неслышно переговариваются на венгерском. Через несколько минут двое замолкают и смотрят каждый в свое окно сквозь затемненное стекло, которое отфильтровывает из внешнего мира немногим больше, чем нервные фары, импрессионистские речные огни и бледные, в ореолах, уличные фонари, парящие над идеально круглыми снежными сугробами. Джон смотрит, как глаза старика дерганно прыгают туда-сюда, следя за одним, потом за другим фонарем Скоро веки опускаются, Имре складывает руки на животе.

— Что произошло на том складе? — тихонько спрашивает Джон у Кристины.

— Невообразимая храбрость. Принципы. Редкая моральная чистота.

Каждое слово она произносит медленно, не спуская глаз с бело-серо-коричневого мира за стеклом.

Степенно подкатили к ресторану «Сент-Лайош». Четверо из другой машины легко улыбаются и громко смеются, выбираясь из лимузина.

— Ну, как твоя виноватая поездка? — спрашивает Чарлз, пока они с Джоном придерживают двери ресторана, пока последний не войдет в венгерский fin-de-siecle.

— Больше не сажай меня к ним в машину.

— Уж поверь, я знаю, что ты чувствуешь. Добро пожаловать в мою работу.

Прежде Чарлз был привержен тонкой кухне, но этот вечер он раскрасил в другие цвета Рассказ старика оправдывает выбор места:

— Первый раз я обедал здесь с отцом и матерью и двумя братьями на мои именины, когда мне было, ооо, десять лет. В те дни здесь было так много официантов, и как они двигались — вы ничего подобного не видали. Прийти сюда было очень здорово. Как сон — официанты, посуда, музыка, дым сигар, женщины Волшебное место, и не только для маленького мальчика.

Усталый пожилой человек в мешковатой жилетке и поникшей бабочке на зажиме плюхает на стол пачку липких ламинированных меню, не останавливаясь для разговора. Официант помоложе неохотно наполняет водой их стаканы и что-то кричит старшему коллеге, который уже на полпути к дальнему концу зала. Старший не оглядывается, только вскидывает и роняет руки в жесте усталого отвращения, тем временем беспризорный официант в два стакана льет воду через край, а к двум не притрагивается вовсе.

— Быть в «Сент Лайош». Все может быть прекрасным в десять лет, потому что все ново. Ты не ищешь лучшего. То, что перед тобой, еще может тебя удивлять. Комната, полная элегантных людей, только восхищает. Ты остро чувствуешь красоту. Она тебя потрясает. Никогда не видел места живее, чем здесь в тот вечер. Понятно, братья старались показать, что они тут завсегдатаи, но я понимал, что они для этого слишком юны. В зале было полно людей, которые жили, как я думал, очень важные жизни. Да, этот зал наполняла музыка и канделябры, вырезанные из солнца. Стулья были из темного дерева и с такими мягкими подушками. Столы — золото и мрамор, горело серебро. На потолке были фрески: ангелы и облака.