Книга По следам обречённых душ - Ласточкин

и сам не заметил, как в нём внезапно что-то надломилось, хоть мысли о несправедливости и продолжали исходить от сердца, голова их отталкивала.

Гловиль удовлетворённо выпрямилась и ядовито усмехнулась, сложив надменно руки на предплечья и с ликованием посмотрела на поникшего Эпкальма, которому из без того до ужаса неприятно находиться в осуждающем его кругу. Тем не менее он старался держать выражение лица отчуждённым, холодным и непробиваемым, чтобы они не видели, какой сильный ущерб нанести, как надломили его силу и волю.

— Может ты и один из сильнейших и умелых в наших рядах, — начала Гловиль, вскинув голову и вперив в него глаза, цвета горного василька. — Но ты не лидер. Не достоин им быть. — Вторая глава сопротивления, горделиво повернула голову к капитанам и посмотрела на каждого из них с долей величия. — Я требую снять Эпкальма с должности лидера отряда и уверена, что в этом вопросе мы с вами будем солидарны, многоуважаемые капитаны.

— Такие вопросы не решаются без Глораса. — Нахмурился Бонстек, кинув ей предостерегающий взгляд.

— А он и не в состоянии сейчас вообще что-либо решать, капитан Павас. Если вы не забыли об этом, — бросила в противовес Гловиль, смахнув с плеча насыщенно каштановые пряди.

— И кого же ты хочешь поставить на его место? — продолжил осаждать её недовольством Бонстек, прищурившись.

— Липедессу, — гордо заявила она.

Повисла тишина. Все шокировано смотрели то на главу, то на Липедессу, которая кидала испуганные взгляды Эпкальму. Чей-то гневный выдох прервал повисшее в молчании удивление. Ингет подалась вперёд и сердито, с не понимаем, посмотрела на самодовольную на вид Каста́сиэм. Сопротивленка прижала руки к телу и недовольно вскинула подбородок.

— Погодите! — возмутилась Хактес. — Липедессу? Только тот факт, что она ваша дочь не может сделать её лидером! Она за саму себя не может нести ответственность, что говорить про отряд!

— Что ты хочешь этим сказать? — Нос Гловиль дернулся от подступившей ярости, глаза запылали, но она старалась сохранять спокойствие, хоть и скривила лицо в презрении.

— Да я вам открыто говорю. Липедесса не годится на такую важную должность! Она же и себя погубит, и других. Не в обиду будет сказано, но ей недостаёт лидерских качеств. — Она поджала губы и кинула взволнованный взгляд на Эпкальма, который холодно наблюдал за ней.

Он не мог думать ни о чём, кроме Глораса. Его даже не так сильно пугала та мысль, что он может лишиться лидерства, хоть это и вгоняло в дикое уныние.

— Если уж вы все так настроены против Эпкальма, то скажу, что это несправедливо! — Эпкальм оживился и недоверчиво посмотрел на Ингет. Он непонимающе нахмурился, когда заметил, как она разгорячилась. — Он сделал куда больше хорошего чем, плохого! Может он и оступился, но кто ж не ошибается?

Вильт разинувший рот от удивления, быстро пришёл в себя и нашёлся, что добавить:

— И прошу принять в учёт то, что Липедесса и сама вряд ли захочет взваливать такую ответственность на свои плечи. Она хороший боец и товарищ, но, как заметила Ингет, ни опыта, ни лидерских качеств у неё нет. — Озорник нахмурился и постарался показать серьёзность, однако Эпкальм заметил, как руки друга подрагивали от волнения. — Эпкальм лучший для нас лидер и…

Сам Аноильтенс, по поведению капитанов и реакции, понял, что ни к чему эти разговоры и слова не приведут, а потому тихонько выставил ладонь. Сохраняя хладнокровный вид, он кивнул обоим товарищам в знак благодарности. Смерив Гловиль безразличным взглядом, сопротивленец посмотрел в сторону капитанов. Он хорошо понимал, что Кастасиэм так или иначе не оступится от своего, да и слушать его товарищей более не захочет, а если ругань продолжится, то всё может перерасти в скандал похуже, а потому предпочёл остановиться на том, что есть.

Он испытывал безмерную благодарность Вильту и Ингет за поддержку, но не видел смысла в продолжении обсуждения.

— Хватит уже, — тихо и спокойно проговорил он, не смея спустить с лица равнодушной маски.

Прочистив горло, привлёк внимание Эдманфер, важно выставив вперёд пузо.

— Я согласен с Гловиль, но думаю, что этот вопрос нам стоит рассмотреть на отдельном собрании на свежую голову.

Не желая больше ничего слышать, Эпкальм, игнорируя всех, вышел из порочного круга и устремился к лестнице, чувствуя, как к нему подступала сдерживаемая злость, разъедающая обида и всё та же горечь. Вбежав по лестнице, он зашёл в комнату Глораса и обескураженно замер. Глаза начало раздирать, взгляд затуманился пеленой находящих слёз.

С трудом добравшись до кровати отца, Аноильтенс ощутил, что ноги ослабли и рухнул прямо на пол, с ужасом разглядывая Вэдпрума. Его побледневшее лицо усыпало множество мелких царапин, которые сильно истязали его, хоть и придавали некой мужественности и без того грубым чертам; в спутанных волосах остались частички листьев и ветвей; крепкая грудь на совесть перемотала бинтами, которые постепенно окрашивались багровыми пятнами. Замотаны и руки, под ногтями скопилась земля и застывшие багровые капли. Блёклый свет люкспилей освещал его, оголяя изнеможённость и потрёпанность.

Всем известно, что тяжело бороться даже с одним тебрарумом, ведь обычно, не имея весомого опыта боя и подготовки за спиной, люди расставались с жизнями меньше чем за секунду. Кого-то тёмные твари разрезали на части, превращая тело в куски плоти, разлетающиеся по земле, кого-то безжалостно потрошили, раздирая внутренности, а кому-то везло не умереть мучительно и остаться без головы. Глорасу, даже с его огромным багажом знаний и умений, просто не могло не достаться от трёх тебрарумов, которых он погнал за собой. Не мудрено, что его так сильно покалечили, чудо, что не убили, подумалось Эпкальму, которого охватило сильнейшее отчаяние.

Осторожно подхватив руку Вэдпрума в свою, он почувствовал, как по щекам заскользили слёзы. Тело дрожало, а сам он держался из последних сил, чтобы окончательно не рассыпаться на кусочки. Беспокойно вздымающаяся грудная клетка наставника, свидетельствовала о том, что ему больно. Скафия, наверняка, ввела ему обезболивающую настойку лечебного мха. Прижимая ко лбу обездвиженную руку главы, Эпкальм пуще разозлился на себя. Раздираемый виной, он тихо зарычал на самого себя от безысходности.

— Прости меня, Глорас… это моя вина… я… если бы я не ушёл… прости, — сдавленно зашептал Аноильтенс, сокрушаясь под натиском боли, рвущейся оттуда, где её залечить невозможно — души.

Послышалось тихое кряхтение, а после большая и теплая ладонь упала на макушку сопротивленца и осторожно погладила, с нежностью, присущей родителям. Эпкальм застыл. Медленно поднял голову и встретил сердечный взгляд глаз, колокольчика с утренней росой, что ловила ранние солнечные лучи. Глорас с теплотой улыбался ему.

— Тебе не за что извиняться. Ты