Книга Отче наш - Владимир Федорович Рублев

слова Аграфены.

— На работу думает Лукерья устраиваться? — говорит он. — Как в милиции-то дела?

— Поутихло вроде, — отзывается Аграфена.

— Ну, теперь бояться нечего, — машет рукой Филарет. — Дело-то совсем пустяшное, забросили, наверное…

Но утром следующего дня сержант Москалев привез Аграфене Лыжиной повестку к следователю.

— Ох-хо, зачем это? — запричитала она, едва сержант вышел, и бросилась к спящей дочери в смежную комнату. — Слышь, Лушка, знать-то, по твоему делу меня вызывают. Идти или как?

— Надо, мама, — мгновенно стряхивает сон Лушка. — А то они, как меня тогда, на мотоцикле повезут. Приедут да еще и увидят, что я дома…

Аграфена, успокаиваясь, машет рукой:

— Съезжу, спрос-то с меня невелик…

Но именно она, сама того не ведая, и помогла Каминскому вывести на чистую воду Устинью Семеновну.

— Каким же образом ваша подпись оказалась под протоколом? — спросил он Пименову во время допроса.

В комнате все, кто имеет малейшее касательство к делу Макурина. На необычность такого хода и рассчитывает молодой следователь: если кто попробует давать неверные ответы, его незамедлительно поправит другой.

— Поставила, значит, — коротко отвечает Пименова. Присутствие Андрея и Веры — именно их двоих — ей явно не по нутру.

— Зачем? — быстро спрашивает Каминский.

— Была я там, значит, вот и поставила, — твердо отвечает Устинья Семеновна.

Каминский кивает Андрею.

— Была Пименова в момент происшествия на берегу?

— Нет… Позднее пришла.

Кивок Любаше:

— Когда появилась ваша мама на берегу?

Любаша судорожно облизывает губы, опускает голову.

— Позднее, — едва слышно говорит она.

— Какой же позднее? — вскидывается Пименова, но Аграфена перебивает ее:

— Так ты же, Устиньюшка, после меня пришла на озеро-то! Я как бежала, когда сказали, что Василек… утонул, ты еще к проулку подходила.

— Знать-то, не больно переживала за сына, коль зыркала по сторонам, — презрительно усмехается Устинья Семеновна, но Каминский останавливает ее:

— Достаточно, Пименова… Значит, так и запишем: подпись сделана человеком, не бывшим в момент происшествия на озере. Недействительна эта подпись… Остается подпись и показания Лыжиной. Как вы думаете, — снова обращается он к Аграфене, — почему расписалась в протоколе ваша дочь?

— А бог ее знает…

— Точнее…

— Нинша сказала, что прежде Устиньюшка расписалась, а потом уж и Лушка.

— Для чего же, все-таки, она расписалась?

— Кому охота виноватым-то быть?

— Но ее же никто и не обвинял…

— Как — никто? Устиньюшка сказала, что из двоих кто-то один должен ответ держать. А Лушка-то…

— Врешь, Аграфена, — вскочила Пименова. — Не было таких моих слов! Сама она, Лушка, до этого додумалась.

— Не мели-ка, Устиньюшка, — машет рукой Аграфена. — Это ведь весь поселок от Нинши-то знает. Злая она на Любку вашу, что обругала ее на озере, вот всем и разнесла про тебя…

— Хорошо, Лыжина… — и поворачивается к Любаше. — Вы точно рассорились с этой… Ниншей на озере?

— Да…

— Из-за чего?

— Из-за него, — кивает Любаша на Андрея. — Говорила, что он виноват, а я сказала, что видела: он еще и доплыть до лодки не успел.

— Не успел?! Вы видели это?

Любаша кивает: да, видела…

— Так, так… — возбужденно встает Каминский. — Почему же вы смогли увидеть это, Люба Пименова? Хотя… да, да… Он же ваш муж, а вы не хотели, чтобы они плавали вместе с Лушей Лыжиной… Так, кажется? Что ж, ясно…

— Ду-ура… — ясно прозвучал в паузе голос Устиньи Семеновны. Все поворачиваются к ней. Она сидит, поджав губы, и смотрит теперь прямо перед собой.

— Не дура, а честный человек, гражданка Пименова. Кстати, все ее показания здесь, в присутствии многих свидетелей, очень важны…

Опрос продолжался еще около часа. Наконец Каминский встал:

— Вы, товарищи, все свободны. Но прежде распишитесь в протоколе.

Когда захлопнулась дверь за последним из свидетелей, он устало усмехнулся: «Ну вот, теперь все ясно. А ведь едва невинный человек не пострадал… Теперь-то он может спать спокойно».

17

Нет, капитан Лизунов не считает следствие законченным. Прочитав протокол коллективного допроса свидетелей, он скривился:

— Опять эксперименты… Эффект, конечно, есть. Со временем из вас выйдет толковый следователь, Каминский. Но Лыжину все-таки найти необходимо, ясно? Не Макурин, так она должна ответить по всей строгости закона.

— Но и она в несчастье на озере не виновата!..

— В несчастье… Ее, милый мой, следует привлекать за ложные показания, ясно?

И когда участковый уполномоченный сержант Москалев сообщил о том, что исчезнувшая Лукерья Лыжина вновь появилась у родителей, капитан несказанно радуется.

— Не спугни, — предупреждает он сержанта. — Внимательно следи за ней. Брать буду сам. Оформлю у прокурора ордер на арест.

Вызвав к себе Каминского, сообщает:

— Лыжина появилась… Дело беру на себя. Для начала арестую ее. Правильно? Или, может, не надо бежавшего преступника лишать свободы?

Сам не может скрыть торжествующей, насмешливой улыбки. В голосе Лизунова сквозит неприкрытое злорадство, и Каминский, поморщившись, произносит:

— Чему ж тут радоваться?

— Чему? — вскидывает брови Лизунов. — А хотя бы тому, что все становится на свои места. Преступник, дорогой товарищ, получит по заслугам. Или этого для тебя мало?

И тут же, в присутствии Каминского, начинает звонить городскому прокурору.

18

Дом Татьяны Ивановны уже виден, и Степан ускоряет шаги. Улица, как всегда после смен рабочих на шахте и заводе, многолюдна, и Лушку, выходившую от дома на бульвар, Степан замечает не сразу. Она же видит его еще издали и останавливается — побледневшая, растерянная, не решаясь почему-то идти навстречу.

А он идет, не видя ее.

Мельком, уже проходя мимо, он поглядывает на женщину, застывшую у штакетника, и вздрагивает: Луша?! Несколько мгновений оба молчат, потом Степан кивает и просто, обыденно спрашивает:

— Вернулась?

— Как видишь… — невесело говорит она, вдруг подумав, что этот спокойный, чуточку похудевший и оттого еще более серьезный парень никогда не смог бы простить ей то, что она близко знала Филарета. И бросился бы сейчас от нее, как от чумной больной, если бы узнал, что она носит под сердцем дитя Филарета. Сразу далек стал он от Лушки — с любопытством разглядывающий ее белобрысый парень.

— Ладно, идти надо, — тихо говорит она, хотя Степан и не удерживает ее. Он стоит, радуясь внезапной встрече и замечая, как изменилась Лушка. Особенно удивляют Степана странные коричневые пятна возле ее рта, и он догадывается: Лушка вышла замуж.

— И мне нужно… — шагает Степан от нее.

И оглядывается не раньше, чем надо переходить дорогу возле дома Татьяны Ивановны. Одинокая Лушкина фигура виднеется у поворота к автобусной остановке. Судя по расстоянию, которое прошла Лушка, она стоит уже долго, смотрит вслед, и собственная решительность доставляет Степану определенное удовольствие: так и должно поступать с человеком, обманувшим светлые мечты другого…

И все же становится почему-то