Книга Том 2. Кошачье кладбище - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А что было дальше, он почти не помнил. Наверное, спустилсяпо ступеням на землю, иначе как бы он здесь оказался? А, собственно, где это —здесь? Он огляделся: вокруг старые сосны, значит, недалеко и гора валежника.Выходит, он прошагал всю Божкину топь и не заметил? Все может быть.
ХВАТИТ. ДАЛЬШЕ НЕ ПОЙДУ. УСНУ ЗДЕСЬ.
Но тотчас же поднялся — его подгоняла малоутешительнаямысль. Останься он здесь, и лесное исполинское чудище непременно найдет его,как знать, вдруг оно сейчас ищет-рыщет по лесу?
Он провел рукой по лицу и с оторопелым удивлением увидел наладони кровь. И когда это нос начал кровоточить?
— Да плевать мне сто раз! — пробормотал он и принялся безособого рвения нашаривать кирку с совком.
Минут через десять ходьбы показалась гора валежника.Кое-как, спотыкаясь, он одолел ее и был уже почти на земле, как вдруг, неудержавшись, взглянул вниз. Сразу же под ногой хрустнула ветка (предупреждалведь Джад: «Под ноги не смотрите»), качнулась другая, и Луис ногами впередполетел наземь. Упал он тяжело, сбив дыхание.
ЧЕРТ ПОДЕРИ! НА ВТОРОМ КЛАДБИЩЕ ОКАЗЫВАЮСЬ. НЕ МНОГОВАТО ЛИЗА ОДНУ НОЧЬ?
Он снова принялся шарить в поисках своих орудий. Ага, вотони. Осмотрелся, благо светила луна. Рядом покоится ДЫМОК, тот КОТОРЫЙ БЫЛПАСЛУШНЫЙ, устало вспомнил Луис. И ЕЩЕ ТРИКСИ. Ее задавило на шоссе. Ветер неунимался, неподалеку лязгала жестянка о жестянку. Наверное, память об умершемлюбимце увековечена на бывшей консервной банке, разрезанной и выпрямленной вдлинную полосу — нелегко пришлось отцу какого-нибудь безутешного малыша — иприбитую к колышку. И к Луису вдруг вернулись былые страхи. Но он слишкомустал, и ни былой дурноты, ни бешеного сердца не почувствовал. Все: делосделано. А равномерное лязганье во тьме словно оповестило об этом. Он миновалмогилу МАРТЫ, НАШЕЙ ЛЮБИМОЙ КРОЛЬЧИХИ, умерла 1 марта 1965-го, следом за ней —холмик, под которым покоился ГЕН. ПАТТОН, перешагнул корявую доску, указующуюпоследнее пристанище ПОЛИНЕЗИИ. Лязганье, похоже, сделалось громче. Луисостановился, пригляделся. В землю воткнут жестяной прямоугольник, на которомпри свете луны Луис разобрал: РИНГО, НАШ ХОМЯЧОК. 1964-1965. Полоска жести науглу держалась, что называется, на честном слове и при каждом порыве ветрабилась об арку «ворот». Луис нагнулся, чтобы поправить жестянку и застыл…волосы зашевелились на темени.
Что-то или кто-то возился по ту сторону завала.
Звуки были тихие: шорох хвои, скрип ветки, шелест кустов.
— Гейдж, это ты? — хрипло позвал Луис.
От одного вопроса волосам впору встать дыбом: ночью взрослыймужчина кличет своего мертвого сына. Луиса забила крупная дрожь — не унять.Словно предсмертные конвульсии.
— Гейдж, это ты?
Звук его голоса растворился во тьме.
НЕТ, ЕЩЕ РАНО. НЕ СПРАШИВАЙ, ОТКУДА Я ЗНАЮ. ЗНАЮ — И ВСЕТУТ. ЭТО НЕ ГЕЙДЖ. ЭТО… ЧТО-ТО ИНОЕ.
Ему вспомнились слова Элли: ОН СКАЗАЛ: «ЛАЗАРЬ, ИДИ ВОН!»ЕСЛИ Б ОН ИМЯ НЕ НАЗВАЛ, МОЖЕТ, ВСЕ КЛАДБИЩЕ БЫ ОЖИЛО.
Снова раздался шорох по ту сторону завала. По ту сторонубарьера. Слышно даже за порывами ветра. Будто подкрадывается что-то страшное,щекочет первородные чувства. Перед глазами рисовалась ужасная и отвратительнаякартина: вот-вот выползет какой-нибудь огромный крот или шлепнется наземьгигантская летучая мышь.
Луис попятился — прочь, прочь с Кошачьего кладбища, — боясьдаже повернуться спиной к выбеленной луной куче валежника. И лишь отойдядостаточно далеко, пустился бегом по тропе. С полкилометра она виляла по лесу,затем вывела на поле, за которым — дом. И откуда только взялись силы?!
Бросив свое снаряжение в гараж, он постоял у дома, глядя натропу, потом перевел взгляд на небо. Четверть пятого, скоро начнет светать.Утро надвигалось с Атлантики, но здесь, в Ладлоу, пока царствовала ночь. И несдавался ветер.
На ощупь вдоль гаражной стены, он добрался до черного хода,отпер дверь. Миновав кухню, не зажигая света, зашел в ванную — смежную сгостиной. И лишь там включил лампу. И первым делом увидел Чера: тот сидел насливном бачке за унитазом и смотрел на хозяина мутно-желтыми глазами.
— Ты дома, Чер? — удивился Луис. — Мне казалось, тебявыпустили погулять.
Чер лишь зыркнул на него: что, забыл, что ли? Сам же меняпинком во двор выгнал.
Верно, вспомнил Луис. И окно в кладовке потом закрыл, чтобкоту домой не попасть. Впрочем, хватит себя обманывать. Чер всякий раз, когдахотел, попадал домой. И в этом одна из перемен.
Да не все ли равно? Особенно сейчас, после всего содеянного.Когда от усталости он готов на четвереньках ползти. Хуже того: он чувствовалсебя скорее как оживший труп-зомби из приключенческого романа или персонаж изстихов Томаса Стирнса Эллиота «Пустые люди».
МНЕ Б ПАРУ КЛЕШНЕЙ, ТОГДА В ДВА СЧЕТА ОДОЛЕЛ И БОЖКИНУ ТОПЬИ ВЕСЬ ПУТЬ К ИНДЕЙСКОМУ МОГИЛЬНИКУ.
— У меня, Чер, голова соломой набита, — хрипло пробормоталон, расстегивая рубашку. — Ей-богу. Поверь, брат.
Он крепко ссадил и ушиб левый бок. А, закатав штанину,увидел, что бережно забинтованное разбитое колено распухло, вздулось этакимвоздушным шариком, почернело. Перестань он сейчас двигать ногой, колено потомне разогнешь, и боль будет адская. Похоже, колено будет ему теперь напоминать осебе всю жизнь, во всякий ненастный день.
Луис протянул руку — хотел погладить кота и немногоуспокоиться, но Чер спрыгнул с бачка и, пошатываясь, словно пьяный, отошел,удостоив Луиса лишь взглядом.
В аптечке нашлась мазь, Луис присел прямо на унитаз, намазалбольное колено и поясницу, что сделать оказалось весьма затруднительно.
Войдя в гостиную, включил свет, постоял у лестницы на второйэтаж, бестолково озираясь. Вроде все знакомо, и все какое-то другое. Вот здесьон стоял в рождественскую ночь, протягивая жене подарок — сапфировое колье. Да,коробочку он заранее положил в карман халата. Вот стул, сидя на котором онтолковал дочери о смерти после сердечного приступа Нормы Крандал. Верит литеперь он собственному объяснению? Вон в том углу стояло рождественское дерево,а на том окне красовалась изготовленная Элли из бумаги индейка, больше похожаяна корову какого-нибудь художника-футуриста. А задолго до Рождества в гостинойбыло пусто — лишь громоздились ящики и коробки с пожитками новоселов,приехавших из другого уголка страны. Как мало они нажили вместе, думалось тогдаЛуису; капля в холодном и чужом мире, где знать не знают его семьи и дажеимени.
Какое-то все другое сейчас… Сколько б отдал, чтобы никогда ине слыхивать об этих краях, об университете, о Ладлоу, о Джаде и Норме Крандал!Чтоб повернуть время вспять.