Книга Путешествие в революцию. Россия в огне Гражданской войны. 1917-1918 - Альберт Рис Вильямс

И 8 апреля он дал выход своей усталости и отвращению: «Что за отчаянные времена наступили в мире, что нам приходится терпеть такого болвана».

18 апреля он признал, что план Ленина-Робинса об экономической помощи не материализуется: «План правительства по экономической помощи Америки – не стоит в программе».

В этот период, который глубоко раздражал Робинса, он тем не менее находил время побеспокоиться о незаконных бандах, анархистах и преступных элементах, которые заселили лучшие дома в Москве, собирали арсеналы из пулеметов и винтовок, грабили, воровали и терроризировали. Он выражал протесты Ленину, а также Троцкому, и в конце концов Троцкий приказал провести одновременные рейды на известные гнезда анархистов, а также прикрыть незаконные кабаре на окраинах города.

Робинса заботила собственная безопасность гораздо меньше, чем безопасность Ленина, и я непреднамеренно добавил ему беспокойства, когда рассказал о простом инциденте, которому стал свидетелем в конце марта или в начале апреля. Поработав над своими записками в своей комнате примерно до полуночи в отеле «Националь», я вышел, чтобы немного прогуляться и глотнуть свежего воздуха. Ночь была теплая, по сезону, но небо затянуто облаками. В нескольких сотнях ярдов от отеля, на тускло освещенной Моховой, я услышал шаги, и вскоре вырисовались фигуры Ленина и Крупской, которые гуляли, взявшись за руки.

Ленин сразу же узнал меня, и на мой обычный вопрос «Как дела, товарищ Ленин?» – ответил:

– Немного устал сегодня, должен признаться. Слишком длинное совещание! Слишком много выступающих!

– И, – добавила Крупская, – слишком много разговоров после собрания и пожимания рук с товарищами.

Тем не менее он был в своем привычном настроении. Я прошел с ними до отеля, а Ленин тем временем спрашивал меня о здоровье и самочувствии. Несмотря на то что я немного нервничал, пока мы не дошли до освещенных окон гостиницы, я все же сумел рассказать какой-то смешной эпизод, и Ильич затрясся от смеха. Он спросил меня, хочу ли я войти, однако я оставил их у дверей и пошел по коридору к своей комнате. На несколько минут я ощутил, что должны испытывать телохранители Ленина, тем более что большевики постоянно убеждали его, что ему необходимо иметь охранника. Какая бы страшная ответственность пала на этого человека!

Встретившись с Робинсом на следующий день, или около этого, я рассказал ему о ночной встрече на улице. И затем он честно пытался заставить меня гулять с Лениным, чтобы не позволять ему ходить одному. Я убедил его, что я не так уж сильно влияю на Ленина, и оставил его задумавшимся над таким положением вещей. Позднее он обсудил это с Петерсом, который спросил меня, может ли Робинс быть на самом деле «таким искренним». Я заверил его, что, может, так оно и есть.

Робинс был человеком скрупулезным, и, проанализировав множество отрывочных сведений, он пришел к выводу, что многие могли плести заговор, чтобы убить Ленина.

Теоретически большевики понимали это. Но очевидно, никто из них, включая Петерса, который так напрасно опасался Робинса, не пытался убедить Ленина, что безопасность революции требует безопасности ее вождей. Никто не сказал ему, что ходить повсюду без охраны неразумно.

Ленин всегда вел опасную жизнь. Когда в апреле 1917 года он вернулся в Россию, он не ожидал увидеть там полную энтузиазма толпу, встречавшую его; он думал, что по прибытии его могут посадить в тюрьму. В этом он совершенно отличался от большинства революционеров, возвращавшихся из изгнания и считавших, что наступил конец их бедам. Они достаточно хлебнули тягот, неприятностей в жизни, и их нельзя винить за то, что они хотели немного передохнуть, обналичить свое революционное прошлое. Поэтому они спускали паруса и могли довольствоваться Февральской революцией, которую сделал народ без их участия.

У Ленина все было наоборот. Он понимал, что его программа во многом неприемлема для общества в апреле, или для других партий, или даже для его собственной, и он прекрасно понимал, какая опасность этой программе угрожает. Он придерживался ее, хотя и не был слишком твердолобым; в Ленине не было бравады. Когда в июле ему грозила опасность, он отправился в укрытие, хотя и с неохотой (он прятался в подполье и в 1905 году). Ленин и в опасности мог быть спокойным – тогда он написал «Государство и революция», пока не почувствовал, что пришло время действовать.

Но теперь им предстояло сделать очень многое, и это давило на него больше, чем мысли о собственной безопасности, а большевики не приняли мер – это был трагический недогляд. Что же касается Ленина, изоляция от людей могла быть для него болезненной. Он желал знать, что хотят люди, услышать их жалобы, получить их петиции.

Он не смог отказаться и поехал к рабочим, которые хотели послушать его 30 августа, хотя его сестра Мария и Бухарин умоляли его не идти туда. Они только что узнали, что в тот день был убит М. Урицкий, глава Петроградской ЧК; а Володарский был убит на улице Петрограда 21 июня. В тот день у Ленина было запланировано два выступления. Первое прошло без происшествий. Затем он выступал перед рабочими на заводе Михельсона. После своей речи он задержался, чтобы ответить на вопросы рабочих, которые вышли вместе с ним. Когда он повернулся, чтобы сесть в машину, выбежала девушка, державшая в руках лист бумаги, якобы собираясь подать прощение. Ленин протянул руку, чтобы взять его, и в этот момент другая девушка, Фанни Каплан, выпустила в него три пули. В Ленина попали две. Он так и не поправился после раны в шее, куда попала одна из пуль.

Глава 16

Я ПРОЩАЮСЬ С ЛЕНИНЫМ

Стоял конец апреля, началась оттепель, и в воздухе запахло весной. Я мечтал снова поехать в деревню, однако был словно булавкой приколот к столу, занятый работой в Интернациональном легионе в Москве. Германские армии оккупировали Украину, белые армии перегруппировывались на Кавказе, соблазняемые золотом союзников и обещаниями вступить в войну. Города голодали; ситуация в деревнях была еще более напряженной и острой. Проверенных большевиков, которые могли бы поехать туда, не хватало. На севере английские и французские силы находились в Мурманске и в Архангельске, настаивая на том, что они – единственные, кто охраняет припасы союзников, выступающих против немцев. Между тем центр опасности лежал далеко на востоке. Именно туда и направились мы с Кунцем, по дороге во Владивосток и потом домой.

Я собирал материалы по истории действий союзников с тем, чтобы разжигать контрреволюцию, одновременно наслаждаясь дипломатической неприкосновенностью в России. Это было еще до отзыва Джудсона. Один только вид Робинса с его широкими плечами, в униформе Красного Креста, шагающего в Кремль, придавал мне уверенности в том, что моя страна больше не заигрывает с белыми генералами. А может, моя страна была за его спиной? Или он давно уже знал о потворстве агентам союзников, которых ему следовало разоблачить на слушаниях в Сенате в 1919 году73.