Книга Клинок Богини, гость и раб - Анастасия Машевская

И несмотря на все это, оставить бойца безнаказанным Бану не могла – недопустимо, когда солдат находится там, где быть ему не полагается.

Лампа наполовину выгорела, когда вернулся Юдейр с каким-то снадобьем. Бану, не отводя от огня глаз и не дав мальчишке ничего объяснить, проговорила:

– В отличие от меня, Юдейр, ты все минувшие восемь лет прожил здесь, в Ясе. Возможно, ты можешь мне объяснить, почему и за что мы воюем?

Юдейр приблизился, поставил лекарскую склянку на стол и спросил:

– О чем вы, госпожа?

– Я вернулась домой меньше года назад. Отец сказал мне: «Бери меч и веди людей», – и я подчинилась. Вроде как таны вздумали сводить давние счеты, коль уж власть им не препятствует. Стоило воспользоваться случаем, к тому же я отлично понимала, что не могу не показать себя в войске, будучи наследницей отца. Люди не склонны воевать за тех, о ком ничего не знают. Поэтому я здесь. Но я представления не имею – почему здесь другие? Почему где-то в центре Яса сидит Сабир Свирепый и еще где-то – его бастард? Нет, у меня, конечно, есть пара соображений, но если я права, то совсем уж становится неясно, зачем во все это дерьмо влез, например, Маатхас? Или ты. За что ты воюешь, Юдейр?

Оруженосец отозвался далеко не сразу. Наконец прочистил горло и негромко, почти тихо ответил:

– Я обязан вашему отцу, госпожа, всем, что имею. Я с самого начала знал, что пойду за ним, куда и когда он скажет. И сейчас я особо признателен ему за возможность служить вам – за вами я пойду даже дальше, – усмехнулся юноша, но Бансабире не передалось его веселье, и Юдейр, смутившись, вновь стал серьезным. – Ну и потом, многими движет месть. Не стоит недооценивать старые счеты, тану. Не стоит недооценивать горе обычных солдат, их матерей и жен. Почти никогда народ не поднимается так единодушно, как перед лицом общей обиды. Я слышал, тану Яввуз, первая жена Сабира Свирепого, погибла у вас на глазах. Разве вы, – с нажимом произнес оруженосец, – не хотите отомстить за мать?

«Хочу, – мысленно усмехнулась Бану. – Он все правильно говорит: я ведь и с Гором пошла только для того, чтобы научиться убивать врагов. Поганых Шаутов в первую очередь, и всех остальных, кто встанет на дороге, заодно с ними. Да, пожалуй, не стоит забывать об этом. Спасибо, Юдейр, теперь я знаю, что ответить Рамиру».

Не меняясь в спокойном лице, Бансабира произнесла:

– Безусловно, за свою мать я прирежу каждого Шаута, которого найду. Но не следует закрывать глаза на то, что она была дочерью Сиреневого дома Ниитас, и мой дед не особо спешил нам помочь, пока мы, убегая от алых, прятались в укреплениях среди холмов в его землях. Если бы не проблемы Идена Ниитаса с Луатарами, он бы давно плюнул на родство и вонзился или мне в спину, или отцу в горло.

«Будет мешать – отвечу тем же», – решила твердо.

– Пора спать, – строго выговорила тану. – Я лягу сама, иди.

– Но, госпожа, лекарство…

– Юдейр.

Тот примолк и вышел.

В конце апреля пришел срок Элайны разрешиться. Королева Гвендиор настаивала на повитухах, которые приняли роды у принцессы Виллины, но юная герцогиня решительно избрала в качестве главной своей помощницы золовку. Шиада перерезала пуповину, соединявшую двух людей, отослала остальных женщин, поблагодарив за помощь, и вложила тельце в руки уставшей счастливой матери. Когда кормилица забрала малыша, жрица села на кровать и, улыбаясь, протерла лоб заснувшей.

Элайна не хотела нарекать малыша без отца, но подумала, что предложит мужу имя Роневаля.

– Я думаю, Ронелих будет в восторге, – одобрила жрица.

Малышу не было двух недель, когда пришло известие об окончательной победе Иландара, и еще не минуло полутора месяцев, когда в Кольдерт возвратился его отец, а вместе с ним Лигар, король и те мужи столичных земель, которым посчастливилось выжить.

Если Ронелих вернулся сам, живой и сравнительно здоровый, то Берада везли на носилках.

«Праматерь!» – выдохнула Шиада, увидев супруга. Он не заслужил смерти, к тому же такой тяжелой, в агонии. Ведь если бы заслужил – умер бы в дороге, до того, как попал на глаза Второй среди жриц, наделенной силой поднимать даже мертвых.

– Что произошло? – спросила одного из сопровождавших повозку солдат. Однако ответил ей король, что, хромая, подошел со спины:

– Берад закрыл меня собой в бою, когда мне прострелили ногу. Бился, как лев, пока к нам не прорубились мои гвардейцы. После он едва достиг укрытия, прежде чем остальные смогли добить противника.

Шиада помрачнела:

– Но зачем было заставлять его преодолевать такой длинный путь? До Бирюзового озера было намного ближе!

Нирох, усмехнувшись, развел руками:

– Он заявил, что единственный лекарь, способный поднять его на ноги, из тех, кому он согласен доверить жизнь, остался в Кольдерте. Берад нужен мне, Шиада, сделай все возможное.

Жрица не ответила, но приказала – хоть не была здесь владычицей – нести мужа в лазарет. Все прочие дела временно отступили. Шиада переоделась в самое простое платье из тех, что имела: предстояло изрядно выпачкаться. Тело мужа, и прежде испещренное шрамами, синело и чернело от ссадин и синяков. Бедро и плечо при малейшей тревоге сочились кровью: одна рана колотая, другая резаная.

В каждый шов, в каждое движение пальца, наносящего мази и бальзамы на мужские раны, жрица вплетала слова молитв. Горячих, искренних, тех самых, за которые муж и свекор неоднократно грозились ее высечь.

Уставшая, вернулась к себе уже вечером, рухнула в кресло, прикрыла глаза. Так и проспала бы ночь сидя, если бы Растаг, пришедший проведать сестру, не уложил ее в кровать. Зато сам заснул в том самом кресле. Утром Шиада узнала, что ни отец Элайны, ни их собственный не выжили. И не только они. Старшее поколение ушло, молодое поредело: в битве с саддарами пали тысячи.

– Стало быть, Ронелих теперь герцог Мэинтара? – спросила Шиада.

– Ага, – подтвердил Растаг. – А Элайна герцогиня.

– К слову спросить, ты видел нашего племянника?

– Видел этого крепыша! – растекся в улыбке мужчина. – Такой славный мальчуган! Ему уже месяц, верно?

– Даже больше. Он родился через пару дней после моего дня рождения, и я рада, что причастна к его появлению на свет.

– Я бы хотел, чтобы и меня встретила жена с ребенком на руках. Я думаю, я готов, но вряд ли мне уготовано хоть что-то похожее на счастье Ронелиха. Я ведь всего лишь третий сын… – Растаг потер затылок.

Шиада взяла брата за руку и, улыбаясь, заглянула ему в глаза.

– Ты такой глупый, Растаг, – ласково проговорила сестра. – Тебе выпал шанс стать самым счастливым из всех детей герцога Стансора и Мэррит Сирин. Ронелиху, конечно, повезло, что они с Элайной прониклись друг к другу симпатией, но такое встречается редко. Ни ему, ни мне не дано права выбирать, отталкиваясь единственно от собственных чувств. А ты это можешь, Растаг, именно потому что ты – третий сын. Тебе не видать надела, титула, невесты с громадным приданым, но если гордость и зависть не затмят тебе разум, ты найдешь простую девушку из какой-нибудь небогатой, может, даже обедневшей дворянской семьи с невысоким титулом или, наоборот, из семьи купчих, вовсе лишенных дворянства. И она полюбит тебя искренне, по-настоящему, за то, каков ты есть. Ваши дети родятся от любви, между вами будет верность. Ни первым сыновьям, ни старшим жрицам такого не уготовано.