Книга Черный город - Фернандо Гамбоа

Она образовала со своим отцом и Клаудио своего рода единый фронт, и теперь они втроем пытались убедить Кассандру, Анжелику и меня (мексиканка и бразильянка колебались, а я был категорически настроен против), что нам обязательно нужно вернуть себе тетради, которые я положил в красный рюкзачок, впоследствии отнятый у меня наемниками, когда те решили, что мне не помешает посидеть немного с завязанными за спиной руками. Теперь этот рюкзачок находился в лагере наемников — если они еще не перенесли свой лагерь в какое-нибудь другое место.

— Давайте не будем делать такой глупости, — снова и снова возражал я. — Эти типы нас ищут, причем отнюдь не для того, чтобы обменяться с нами любезностями.

— Именно потому, что они нас ищут, самое последнее место, где они будут рассчитывать нас встретить, — это их собственный лагерь, — настойчиво убеждал меня профессор. У меня сложилось впечатление, что Кастильо делал это только для того, чтобы показать своей дочери, какой он смелый.

— Проф, — сказал я в ответ, усилием воли заставляя себя сдерживаться, — подобная логика действует только в приключенческих фильмах. Можете быть уверены, что, когда они пошли искать нас, двое или даже трое из них остались охранять лагерь.

— Нас шестеро, — робко заявил Клаудио.

Я, взглянув на аргентинца и мысленно сравнив его с вооруженными до зубов головорезами, с которыми он, похоже, предлагал нам помериться силой, даже не стал утруждать себя ответом на его реплику.

— Нам во что бы то ни стало нужно раздобыть эти тетради, — не унималась Валерия. — Они в настоящий момент — единственная зацепка, при помощи которой мы сможем разыскать реликвии, дающие нам возможность понять, что это была за цивилизация.

— Я думал, что мы и так уже это поняли после того, как поглазели на ту стенную роспись, — сказал я, быстренько перебрав в уме все то, с чем нам довелось в этом заброшенном городе столкнуться.

Аргентинец отрицательно покачал головой.

— Это всего лишь маленькая частичка, — заявил он, — крохотный элемент большой головоломки, которую мы сможем начать разгадывать лишь в том случае, если сумеем разыскать предметы, увезенные отсюда, как мы предполагаем, немцами. А для этого нам нужны тетради.

— Учитывая ситуацию, в которой мы оказались, они нужны тебе не больше, чем группа танцовщиц. Мой ответ остается прежним — «нет».

— Мы — в большинстве, — заметил аргентинец, показывая одним своим большим пальцем на Валерию, а другим — на профессора.

— Не надо устраивать тут демократию.

— Неужели? — спросила, подбоченившись, Валерия. — Ты, может, считаешь, что твое мнение имеет большее значение, чем наше?

— Я в данный момент веду себя явно благоразумнее вас. Не я ведь предлагаю обворовать группу наемников, которые ищут нас, чтобы убить.

— Нам, я думаю, стоит рискнуть, — вдруг заявила Кассандра, делая шаг вперед и тем самым как бы вступая в только что образовавшийся клуб самоубийц. — Я понимаю, насколько это опасно, но все то, что нам здесь довелось пережить, не будет иметь никакого смысла, если мы уедем отсюда с пустыми руками.

— Еще меньше будет смысла, если ты останешься вообще без рук… — мрачно пробурчал я.

Мексиканка не ответила, но я, хорошо ее зная, понимал, что раз уж она приняла решение, отступаться от него не станет.

Валерия пристально посмотрела на Анжелику, и та, бросив на меня извиняющийся взгляд, засунула руки в карманы и кивнула, тем самым подтверждая, что тоже перебежала в противоположный лагерь.

Получалось пятеро против одного. Мне стало ясно, что умение убеждать явно не относится к числу моих сильных сторон.

— Мы похожи на скрипачей из фильма про «Титаник», — тихо произнес я. — Они, когда судно уже вовсю тонуло, играли на своих инструментах на палубе, вместо того чтобы побежать к ближайшей шлюпке. Что нам следовало бы сделать — так это побыстрее унести ноги, а затем, если получится, вернуться сюда с серьезным подкреплением и спокойно заняться изучением этих развалин.

— Если мы так поступим, то по возвращении сюда увидим лишь покрытое водой пространство, — возразил мне профессор. — И изучать будет нечего.

— Но если нам удастся отсюда выбраться, мы сможем рассказать всем о том, что мы обнаружили, и добиться приостановления затопления этого района.

— Без доказательств? — с усталой улыбкой спросила Валерия. — Нас сочтут за фантазеров, и никто не станет обращать на нас внимание. Нам нужны эти тетради с записями. Только с их помощью мы сможем найти археологические образцы, которые являются очень важным доводом. А потом, я надеюсь, нам удастся добиться приостановления затопления.

Чтобы ни у кого не оставалось сомнений относительно ее решимости настоять на своем, Валерия добавила:

— Поэтому без этих тетрадей я из этого заброшенного города не уйду — не уйду без них ни при каких обстоятельствах.

Никто ничего не ответил на это ее заявление, но мне и без слов было понятно, что все остальные, кроме меня, по той или иной причине с ней согласны: Клаудио и Касси — потому что они были археологами, Анжелика — потому что ее обязывал к этому подписанный ею трудовой договор, профессор Кастильо — потому что он, конечно же, был готов пойти за своей дочерью куда угодно и даже прыгнул бы вслед за ней в жерло извергающегося вулкана. В общем, я остался в одиночестве в своей убежденности в том, что данная затея даже более безрассудная, чем, скажем, прыгнуть в водоем с акулами, вырядившись в тюленя. Я не сумел убедить этих безумцев в том, что они совершают роковую ошибку. С другой стороны, откалываться от этой честнóй компании я, конечно же, не мог.

— Мы ведь в любом случае не можем дать отсюда деру, поскольку днем нас разыскивают наемники, а ночью подстерегают морсего, — сказала мне примирительным тоном Валерия. — Если мы попытаемся выбраться из этого города, нам вряд ли удастся уйти далеко, — продолжала она, намекая на тех членов ее экспедиции, которые попытались удрать, но эта их попытка закончилась тем, что их через пару дней нашли обезглавленными и с вырванными внутренностями, — а потому у нас прибавится не так уж и много риска, если мы попробуем раздобыть тетради.

Подобная ее настырность в отношении этих дурацких тетрадей, которые, вполне вероятно, вовсе и не представляли собой никакой ценности, уже начинала казаться мне какой-то нелепой одержимостью, но когда я собрался сказать ей об этом прямо в лицо, мне вдруг пришла в голову шальная мысль, и, как частенько бывало в подобных случаях, я молча уставился в пустоту с приоткрытым ртом. Из подобного состояния я обычно выходил только после того, как меня кто-нибудь окликал.

— О чем ты думаешь? — спросила меня Касси, которая знала, что нужно делать, когда я вдруг начинал одурело таращиться в пустоту. — Ты что-то придумал, да?

Я поднял взгляд и, чиркнув им по своим пяти товарищам по несчастью — оборванным и изнуренным, — остановил его на лице мексиканки.