Книга Румянцевский сквер - Евгений Войскунский

Ильясов начал допрос, а очкастая девица записывала.

— Свидетель Масловский, знаете ли вы этих людей?

— Я их не знаю, но вот эти двое приходили…

— Отвечайте на вопросы точно. Вы их не знаете. Видели ли вы их раньше и при каких обстоятельствах?

— Вот эти двое, — указал Влад на братьев, — второго ноября пришли ко мне в кафе «Ладья». В грубой форме объявили, что хотят взять кафе под охрану, и потребовали тридцать тысяч. И столько же платить каждый квартал.

— Врет ваш свидетель! — выкрикнул младший из братьев.

— Трушков Валерий, помолчите, пока не спрашивают, — строго сказал Ильясов. — Продолжайте, Масловский.

— Я отказался платить. С какой стати? Они — матюкаться. Ну, я тоже ведь умею. Они ушли с угрозами. Сказали, что придут завтра, и если я не заплачу, то будет плохо.

— Приходили они на следующий день?

— Нет. Но наш бармен Квашук видел их машину «Жигули», номер 92–24, стоявшую возле кафе. Он опознал эту машину двадцать пятого ноября, когда был на митинге в Румянцевском сквере.

— С Квашуком будет отдельный разговор. Известно ли вам о знакомстве Гольдберга с этими людьми?

— Знаю только, что Гольдберг знаком с Цыпиным. Их отцы когда-то воевали в морской пехоте под Ленинградом.

— Гольдберг знаком с Цыпиным, — повторил Ильясов, взглянув на девицу-секретаря, сидевшую за его столом и быстро писавшую. — Считаете ли вы, что Цыпин и Трушковы в тот вечер, третьего ноября, подстерегали Гольдберга?

— Да, это вполне возможно.

— Трушков Александр, — обратился следователь к старшему из братьев, — подтверждаете ли вы показания Масловского, что второго ноября вы приходили к нему в кафе с требованием указанной суммы денег?

— Ни к какому Масловскому я не приходил, — хмуро ответил Саня. — Вижу этого гражданина первый раз.

— Сидели ли вы вечером третьего ноября в своей машине номер 92–24 возле кафе «Ладья»?

— Нет. Никакого кафе «Ладья» не знаю.

На те же вопросы младший брат, Валера, ответил резко: не был… не знаю… чего вы нам лепите… не имеете права держать…

— Вот так же нагло он и тогда разговаривал, — сказал Влад.

Валера дернулся к нему словно бы с автоматом в руках:

— С кем-то спутал нас, да, козел?

— Ах ты бандюга! — возмутился Влад. — Я ж тебя хорошо запомнил…

Раскричались оба. Ильясов, стуча по столу, угомонил их, Валере пригрозил добавить пятнадцать суток за хулиганское поведение.

Костя Цыпин на вопросы отвечал нехотя, односложно. Глаза у него беспокойно бегали, на лбу, на щеках, поросших бледно-рыжей щетиной, выступили капли пота, хотя в комнате было не жарко, скорее прохладно.

— Вы при очной ставке с Ниной Бахрушиной подтвердили, что просили одолжить пятнадцать тысяч, — говорил Ильясов. — Значит, вам была нужна крупная сумма, так?

— Ну, нужна, — слабым голосом ответил Костя. — А кому деньги не-не-не-нужны…

— Знакомы ли вы с Леонидом Гольдбергом?

— Ну, знаком…

— Знали ли вы, что Гольдберг, как совладелец кооперативного кафе, может иметь крупную сумму?

— Ничего я не знал…

— Где вы были вечером третьего ноября?

— Нигде не был… Дома сидел…

— Цыпин, предупреждаю: дача ложных показаний отягчит вашу вину.

Битый час допрашивал Ильясов трех упрямцев, потом отпустил Масловского, попросив подписать показания, и пригласил в кабинет Квашука, вызванного на десять утра.

Алексей Квашук, в хорошей импортной куртке, подбитой искусственным мехом, вошел с широкой улыбкой, поздоровался с Ильясовым как с родным человеком. Внятно изложил, как третьего ноября видел машину «Жигули» номер 92–24, стоявшую возле кафе, и в ней сидели люди, а за ветровым стеклом болтался олимпийский мишка яркого оранжевого цвета. И ту же машину он, Квашук, видел у Румянцевского сквера двадцать пятого ноября, и в нее после митинга сели вот эти трое. Да, он всех их узнает…

— Ну и что, если он машину узнал? — выкрикнул Валера.

— Значит, вы признаете, Трушков, что ваша машина стояла третьего ноября у кафе? — спросил Ильясов.

— Может, и стояла. А что, нельзя? Может, мы хотели эту… кофе выпить! А потом передумали и уехали. Ну и что с того?

— Здесь вопросы задаю я, — повысил голос Ильясов. — Цыпин, к вам вопрос: вы знаете, где живет Гольдберг?

— Ну, знаю…

— Вы были в машине в тот вечер, третьего числа?

— Нигде я не был… — У Кости голос сел до сиплого шепота. И зрачки бегали в щелках глаз.

Ильясов пристально смотрел на него. За многие годы юридической службы он приобрел опыт проницательности, и этот опыт ему подсказывал, что Цыпин — слабое звено. Еще два-три допроса — и он, смертельно напуганный, сломается. Уже почти не сомневался Ильясов, что дело, с самого начала выглядевшее как тухлый висяк, теперь близко к раскрытию.

Отпустив Квашука и велев увести задержанных, он поднял очки на лоб и погрузился в чтение протоколов допросов. Сопоставлял, размышлял, планировал. Мыслительный процесс он привычно интенсифицировал чаем. И как раз служительница принесла ему третью, а может, четвертую чашку чая, когда позвонил дежурный и сказал, что Цыпин просится к нему, Ильясову, на беседу.

Цыпина привели, и Ильясов, взглянув на его расхристанную внешность, понял, что выиграл дело. Он вызвал давешнюю секретаршу в джинсах и приступил к допросу.

У Кости губы прыгали и голос срывался:

— Они по-позвали в дело третьим… в ав-автосервис… а где денег взять? Пятьдесят тысяч надо… Ну, я просил Нину… У Гольдбер-берга тоже… никто не дал…

Ильясов налил воды в стакан, протянул Косте.

— Валера сказал — надо у этих жи-жидов деньги взять, — продолжал Костя, опорожнив стакан.

И дальше рассказал, как подъехали к кафе «Ладья» и братья пошли к Масловскому требовать денег, а он, Костя, сидел в машине и ждал, а назавтра вечером снова поехали, стали у кафе, и он через ветровое стекло машины показал братьям Гольдберга, когда тот с Масловским и этим, барменом, выпихнули из кафе двух пьяных. А потом поехали на Расстанную, он-то, Костя Цыпин, знал, где Гольдберг живет, и там, в подъезде, спрятались в темном углу и стали ждать, когда Гольдберг приедет. И ждали долго…

— Вы хотели убить Гольдберга? — спросил Ильясов.

— Нет! — выкрикнул Костя. Пот тек по его небритым щекам. — Нет, не хотели! Только по-попугать! Мо-монтировкой по голове… А убивать не хотели!

— Кто ударил?

— Валерка… Я не бил, това-варищ следова… Не бил я, не бил!

— Ваше показание записано.

— Ви-виноват, что навел… Но я не бил! — кричал Костя. Его трясло, как в трамвае.