Книга Три цвета знамени. Генералы и комиссары. 1914-1921 - Анджей Иконников-Галицкий

Повсюду в России наступал хаос. Дойдя до государственных границ, его потоки выплескивались в пределы соседних стран. Осенью 1917 года революционные вихри долетели по Каспия, до Гиляна и Хамадана, где находились части отдельного корпуса Баратова.

В мае 1918 года волны мировой бури выбросили Андрея Шкуру – то ли бывшего есаула, то ли войскового старшину – через Дагестан на Ставрополье, в Кисловодск.

Волчья пасть

По всему югу России гуляла смута. Десятки эфемерных «республик» и «правительств» не могли поделить между собой несуществующую власть. Движение Чехословацкого корпуса и спровоцированное им наступление немцев отсекали Северный Кавказ от большевистского центра, от Москвы. Большевики, еще недавно, после гибели Каледина и Корнилова, казавшиеся здесь хозяевами положения, теперь еле держались. На Дону крепла сила атамана Краснова, подпираемая немцами; в Новочеркасске быстро восстанавливала силы полуразбитая Добровольческая армия.

Перед Андреем Шкурой не стоял вопрос: что делать? Конечно воевать. Вопрос: к кому присоединиться?

Его облик всегда был изменчив и неуловим.

Вот мы видим Шкуру с мандатом за подписью главкома войск Кубано-Черноморской Советской республики Александра Автономова. Екатеринодарский победитель Корнилова, Автономов предписывал оказывать содействие командиру Шкуро (к этому времени утвердился «облагороженный» вариант фамилии – на «о») в формировании вооруженных отрядов для борьбы с немецкими завоевателями. Вот его, невзирая на мандат, арестовывают красные – и тут же отпускают. Вот он во главе небольшого, но удалого формирования (в сущности, банды) действует в окрестностях Кисловодска, Пятигорска, Ставрополя. Банда быстро растет. В сложившейся ситуации лучше самому взять оружие в руки и идти грабить и убивать других, чем ждать, когда другие с оружием в руках придут убивать и грабить тебя.

Партизанская война продолжалась. Только линия фронта исчезла, и понятия «свои» и «враги» смешались, полностью изменив значения.

На каком-то повороте этого стремительного пути отряд получил ценное пополнение: к нему присоединился полковник Слащев. Через него удобнее стало договариваться с добровольцами, с Деникиным.

В июле Добровольческая армия развернула наступление на Кубани. Шкуро сделал выбор: повел свой уже довольно многочисленный отряд к Екатеринодару. Признал власть Деникина. За это Деникин утвердил его полковничий чин, а отряд переименовал в Кубанскую партизанскую отдельную бригаду. Через три месяца бригада стала дивизией, а Шкуро – генерал-майором. В 1919 году он – генерал-лейтенант, под его командой корпус.

Под деникинскими знаменами Шкуро провоевал чуть больше года. Впрочем, знамя у него было свое, то самое, волчье.

Полковник Калинин:

«К нему, в его корпус, стекались все, кто не дорожил жизнью, но кому хотелось крови, вина и наживы. Слагались легенды об его лихих налетах, с улыбкой рассказывали об его безумных кутежах, с затаенным сладострастием – об его кровавых расправах с коммунистами.

„В ауле Тамбиевском, в семнадцати верстах от Кисловодска, Шкуро повесил восемьдесят комиссаров, в том числе и начальника штаба северно-кавказской Красной армии – Кноппе“, – сообщала однажды „Вольная Кубань“»[291].

Протопресвитер Георгий Шавельский:

«О Шкуро все, не исключая самого ген. Деникина, открыто говорили, что он награбил несметное количество денег и драгоценных вещей, во всех городах накупил себе домов; расточительность его, с пьянством и дебоширством, перешла все границы»[292].

Макаров:

«По взятии Москвы, Деникин предполагал разжаловать Шкуро и предать суду за грабежи и самовластие»[293].

Недоброжелателям генерала Шкуро возражают его сторонники, друзья, почитатели. К ним относится, например, генерал Махров, человек правдивый:

«Его обвиняли в еврейских погромах, но на самом деле он этого не допускал. Правда, он налагал контрибуции на евреев в занятых им городах. Этими деньгами он помогал вдовам и сиротам своих казаков»[294].

Но архивы наполнены показаниями другого рода.

Из записей свидетельств о погромах и расстрелах в Харькове в 1919 году:

«21 июня, в 6 часов утра, к Айзику Брискину явились 2 казака и стали кричать: „Вставай, жидовская морда“. На требование предъявить ордер они ответили, что они шкуровцы и имеют право на обыск и что в течение 7 дней они вырежут всех жидов. <…> Через несколько часов пришел офицер из контрразведки… и предложил не возбуждать дела, так как казаки – шкуровцы; их полк находится в 7 верстах от Харькова, и их расстрел может вызвать волнения в полку».

«12 июня (по старому стилю. – А. И.-Г.) были расстреляны санитары 10-го госпиталя: Левин, Шагаль, Лаут, Берман, Фарбман и доктор Шохер и др. лица, фамилии коих не выяснены. <…> Всех бывших в поезде отвели в 3-й класс, причем „жидам, коммунистам, комиссарам и латышам“ велели отделиться. Отделившихся окружили особым кольцом. 12 июня, утром, отделенных отвели будто бы в контрразведку, помещавшуюся на вокзале в вагоне, а через час все они были расстреляны на 2-м Люботинском пути возле Холодногорского моста. Перед расстрелом у всех забрали документы и деньги, снимали с них платья, оставляя их в одном нижнем белье. <…> Расстрелянные никакого отношения к большевизму не имели».

Сообщение С. Л. Беккер о погроме в городе Черкассы:

«16 августа н. ст. утром… в город вступили разведчики добровольческих отрядов из группы генерала Шкуро. <…> В понедельник 18 августа начался погром, продолжавшийся беспрерывно днем и ночью до четверга 21 августа. Казаки и уваровцы ходили по еврейским квартирам и грабили всякое имущество, представлявшее малейшую ценность. Вначале казаки ограничивались только грабежом, но потом они начали производить насилия над жизнью и честью беззащитного еврейского населения. <…> Так, например, в доме Манусовых, [хозяин] по профессии лавочник, где была дочь-коммунистка, которая бежала из Черкасс, после обвинения в стрельбе по вступившим добровольческим частям, убито несколько чел. В одном доме было убито 19 чел. – родственников девушки-коммунистки Султан, вплоть до четвертого поколения (была убита прабабушка Султан). Эти дома были сожжены и буквально снесены с лица земли»[295].