Книга Кто стрелял в президента - Елена Колядина

— Так-так-так… «Форма одежды: мужчины — темный костюм». Надо будет Колю предупредить. «Женщины — строгое платье или костюм обычной длины, за исключение брючного костюма, военнослужащие — парадная форма с орденскими колодками». Это понятно.

— Вы упомянули рюкзак. К сожалению, по протоколу приглашенные женщины должны быть с маленькой сумочкой. Желательно, чтобы на ногах не было спортивной обуви или обуви на толстой каучуковой подошве. Но, учитывая ваше положение — офицер взглянул на Любины кроссовки, возможно…

— Нет-нет, — перебила Люба. — Я обязательно куплю туфли. В кои-то веки в Кремль выбралась, так уж туфли приобрету. Мне все равно к свадьбе нужны белые, на каблуке. В белых можно?

— Со светлым костюмом или платьем — пожалуйста.

— Туфли, сумочка, аперитив. Вроде бы все?

— Еще сообщите, пожалуйста, куда подать машину, которая доставит вас в Кремль?

— Это в центре, рядом с метро, — принялась рассказывать Люба.

Когда фельдъегери покинули палату, а медсестра унесла прочь вазу «С 70-летием!», явился еще один гость — Каллипигов.

— Здравствуй, землячка дорогая! Фельдъегеря не от тебя отъехали? Приглашение привезли? Поздравляю!

— Ой, там столько всего. «Бокал шампанского» — это что?

— Сейчас все расскажу, — заверил Каллипигов. — «Бокал шампанского» начинается в 12 часов дня и продолжается час-полтора. Во время него гостям кроме шампанского подаются вино, соки, минеральная вода, официанты закуски разнесут.

— Еще закуски? А в программе сказано, что завтрак будет.

— А-а! Завтрак, это не как у нас с тобой, яичница с колбасой в семь утра. В Кремле завтрак — между двенадцатью тридцатью и пятнадцатью часами, тоже полтора часа длится. Небось, в Малом банкетном зале будет?

— Не знаю.

— Сколько человек с каждой стороны?

— Вроде по три.

— Ну, значит, точно, в Малом банкетном. Не тушуйся, Любовь, ничего там такого особенного нет: пара холодных закусок будет, рыба или мясо на горячее, десерт. Перед завтраком подадут соки, за столом — сухое вино, в конце — шампанское, кофе, чай.

— Опять шампанское? Да я там сопьюсь!

А ты думала — легко в Кремле службу нести? Бывало так на этих фуршетах по долгу службы нажрешься… Водка — поперек горла, а — надо! Работа! Зинаида Петровна, правда, все никак этого не понимает. Я ей втолковываю: как я могу не пить, когда тост за величие России произносят? Сволочь какая-нибудь сразу углядит и донесет, что Каллипигов за будущее России пепси-колу дул? И прощайся с государственной службой! Но Зинаиде Петровне хоть кол на голове теши по этому вопросу.

— А что такое фуршет? — опасаясь, что забудет незнакомое слово, перебила Люба.

— На фуршете полагается есть стоя. У тебя, положим, всего две руки, а ты изволь в них держать тарелку, вилку, фужер, бокал, да еще вести государственную беседу. Вот такая сложная задача у главы государства. Но я тебе по родственному подскажу: тарелки можно ставить на рояль. Гости на фуршете обычно, как рояль увидят, так всем гамузом к нему и кинутся. Но рояля, насколько я помню, там нет.

— Что же делать? — расстроилась Люба.

— Камин ищи! На камин тоже можно тарелки пристраивать.

— Слава богу, — обрадовалась Люба. — А вообще-то обидно! Опять все не для инвалидов. Стоя есть. Как я могу стоя есть? Или в руках тарелки держать. Как безрукий Паша это сможет делать?

— Ну чего ты, Любовь, хочешь? Служба государственная такая. Там и здоровые-то не все выдерживают, падают после этих фуршетов без задних ног. А ты хочешь, чтоб инвалиды эдакое напряжение выдержали? Чего тебе еще рассказать?

Люба пожала плечами.

— Ты на выписку сейчас? — спросил Каллипигов.

— Да, жду, когда папа или Коля за мной приедут, помогут спуститься.

— А чего ждать? Давай, я помогу, мы с тобой друг другу не чужие? На улице воздухом подышим, погода — красота.

— Я согласна. Заедем к главврачу за выпиской и — на улицу. Наконец-то!

— Надоело в больнице валяться?

— Ужас как надоело.

Оглядев в последний раз палату, Люба выкатила в коридор.

Каллипигов заботливо вышагивал рядом, иногда деловито заходя вперед, чтобы распахнуть пошире двери.

— А-а, Любовь Геннадьевна, — приветливо встретил Любу главврач. — Поправились, полны сил?

— Полна, — подтвердила Люба.

— Вот ваши документы. Ну, что я могу сказать? Под пули в ближайшее время не бросайтесь, поберегите себя и будущего ребенка. Беременность мы вам сохранили, это была самая сложная задача. Так что, рожайте на здоровье, на крестины зовите, с удовольствием придем всем коллективом! А пока — отдыхайте, больше проводите времени на свежем воздухе, особенно около воды, питайтесь полноценно. Да что я вам рассказываю, вы женщина грамотная, сами знаете, что нужно вашему ребенку.

На протяжении всей этой речи Люба сидела с бессмысленным взглядом, обводя глазами контуры вазы с надписью «С 75-летием!».

«Ой, Любушка, — сдавленно пискнула коляска. — Про меня спроси, вдруг я тоже в тягости?»

— А коляска? — Люба вздрогнула. — Я хотела спросить: вы уверены, что я, что у меня родится ребенок?

— Куда он денется? — бодро заверил доктор. — Вероятно, придется делать кесарево сечение. Но вы не переживайте, операция эта отработана, все будет хорошо!

«Про меня спроси», — вновь пискнула коляска.

— А коляска? — в растерянности спросила Люба.

— А что, коляска? Назад пути у вас теперь нет. Рожают женщины-инвалиды, в медицине такие случаи нередки.

«Ох!» — сдавленно вскрикнула коляска.

Люба еще подумала и задала новый вопрос, уточняющий, имеет ли доктор в виду теоретическую возможность Любиного материнства в будущем или — конкретную, реальную, так сказать, по факту:

— А вы можете сказать, когда у меня родится ребенок? В каком году?

Доктор заглянул в выписные бумаги, приподняв очки на лоб.

— Срок у вас пять-шесть недель. Беременность длится сорок недель значит, значит… Где тут у нас календарь?

— Спасибо большое, я сама подсчитаю, — поблагодарила Люба, положила документы на колени и, вихляя колесами — руки почему-то затряслись, выехала в коридор.

Когда она с дружеской помощью Каллипигова оказалась на крыльце, на дороге показался джип.

Коляска заволновалась.

«Любушка, не говори ничего джипу, — торопливо попросила она. — Я сама ему расскажу. Потом. Может быть. А то еще подумает, что мы нарочно забеременели».

Люба нахмурилась.

«Нарочно? Коля может так подумать?» — растерянно сказала она.