Книга Слуги государевы. Курьер из Стамбула - Алексей Шкваров

Кончилась схватка. Один лишь казак раненый уходил на коне по краю болота. Шведы не преследовали. Майор Шауман вытирал о гриву клинок окровавленный, смотрел пристально на атамана мертвого.

— Заберите тело с собой, — приказал. Попытались вытянуть драгуны коня атаманского из болота. Не дался жеребец. Хрипел. Кусался. Лошади драгунские пятились, морды уворачивали от зубов крепких. Мертвый Краснощеков сполз с седла, упал в жижу болотную. Драгунам удалось зацепить его, на поляну сухую вытянуть. Вчетвером с трудом подняли — тяжел был казак старый, через седло перебросили лошади свободной, без седока оставшейся. Та присела на задние ноги от тяжести великой. Заржала. Конь Краснощековский отозвался ржаньем жалобным. Так и остался в болоте умирать. А атамана погибшего повезли драгуны в лагерь шведский.

Казак, в бою том уцелевший, весть привез печальную. Федор Краснощеков, сын атаманский, по земле катался в ярости безумной. Порывался вести казаков немедля. Мстить за смерть отца. Саблю рвал из ножен. Насилу удержали.

На следующий день Ласси прислал парламентера от себя лично. Фельдмаршал сам просил Левенгаупта вернуть тело Краснощекова. Федор Иванович, сын Краснощекова, места себе не находил, проклинал, что отпустил отца одного в тот поиск, с ним не пошел.

Шведы отдали тело атамана знаменитого. Ласси не пустил Федора в их лагерь. Опасался, что не сдержится казак. Драгун послал. Привезли Ивана Матвеевича к русским. Сын отправился с телом отца в путь последний, на Дон, в степи родные. Сохранности ради солью пересыпали, крышку гроба заколотили.

Это потом уж пошла гулять легенда о том, что шведы с атамана им столь ненавистного шкуру живьем сняли. Пока везли, от соли едкой весь покраснел, как выварился, Краснощеков. Оттого и слух пошел. О зверствах шведских. Только то неправда была.

Никто не решался продолжать военные действия. Хотя русские завершали окружение Гельсингфорса.

Драгуны старые, ветераны петровские, вспомнили, как тридцать лет назад они также заперли шведов в этом же месте. Тогда несколько батальонов за ночь прорубили просеку лесную, отрезая единственный путь к отступлению на Або, Турку финский.

Они и окликнули Веселовского, проезжавшего мимо:

— Господин капитан, — тот придержал лошадь, — доложить позвольте. Вы, мы знаем, адъютантом ныне у самого генерала Кейта, что после фельдмаршала нашего за главного будет.

— Ну, навроде того, — ответствовал Веселовский. — А чего хотите-то, братцы?

— Да вот вспомнилось, как при Петре Лексеевиче, царство ему небесное, шведа мы здеся окружали, — вперед вышел седой, как лунь, ветеран, — вона там, — рукой показал, — за лесочком, что на горушке этой, припоминается, просеку рубили, а затем и обошли неприятеля. Может, и сейчас она нам сгодится.

Веселовский задумался:

— А что? И впрямь может сгодится. Спасибо, братцы, немедля доложу генералу.

Кейт не преминул сообщить Ласси, а тот сразу ухватился за мысль, поданную солдатством, и тут же вместе с Кейтом, гусарами, казаками и двумя ротами конных гренадер отправился рекогносцировку проводить. Не подвела память старых солдат. Просека сохранилась. Лишь проросла кустарником за тридцать лет прошедших. В ночь очистили все и наутро 64 роты пехотных вышли на абосскую дорогу, отрезав последний путь к отступлению шведам.

Галерный и корабельных флота также покинули гавань Гельсингфорса и ушли к Гангуту, оставляя армию на произвол судьбы. Вышедший наконец-то в море русский флот занял место шведских эскадр. Кольцо замкнулось.

Что представлял из себя Гельсингфорс в 1742 году? Крошечный городок с 1300 жителями, большая часть которых покинула его с приближением войны. Свеаборг в то время еще не возвышал своих гранитных стен со стороны моря. На Касаберге, или Ульрикасборге, не было еще так называемых валов, укреплений из гранита. Они будут построены шесть лет спустя описываемых событий. Гора Бробергет, где также будут выстроены позднее укрепления, служила лобным местом, близ нее и находился мост, через который шведская армия вошла в город, а затем и сожгла его. На центральной площади — Сторторгет[34]— стояла деревянная церковь, построенная в 1727 году. Ее окружало кладбище, а неподалеку возвышалась каменная колокольня. За ними виднелось здание ратуши и несколько домиков, одно — и двухэтажных. Некоторые были даже каменными. Средь них и дом ратмана — гражданского губернатора города Гука, с его канцелярией.

Шведы, тем не менее, собрались драться. Построили несколько батарей в районе Туппена, а со стороны моря у них оставалось два огромных прама. Они представляли из себя огромные грузовые суда, со всех сторон дополнительно для большей плавучести оббитых ящиками. Борта зашили медными и железными листами, так что ядра с трудом могли бы им причинить вред. Корма и нос были так высоки, что походили на башни, с большим количеством небольших пушек. По центру стояло несколько 10–12 пудовых пушек и одна громадная 40-пудовая мортира. Для плавания они, конечно, не годились, но, поставленные посреди бухты, способны были серьезно воспрепятствовать русскому флоту подойти к Гельсингфорсу.

Две недели противники простояли в бездействии. Время играло на Ласси. Приближалась осень, усиливались опять болезни среди шведского воинства. Ощущался уже недостаток провианта. Совсем было плохо с фуражем. Почти все обозные лошади пали. Не хватало топлива, отчего солдаты разобрали на дрова несколько домов.

Между тем остававшиеся в районе Кексгольма русские войска удачно действовали в южном Саволаксе, и после непродолжительной осады пал Нейшлот, где было 225 человек гарнизона и 23 пушки. Еще до вступления шведов в Гельсингфорс капитулировал Тавастгуст, и его жители уже присягнули и перешли в российское подданство. Срочно выписанные Ласси из Выборга пасторы, а также чиновники по лифляндским и эстляндским делам из Иностранной коллегии срочно оформляли приведение жителей захваченных областей к присяге.

— Бестужев! — Ласси окликнул адъютанта. — Езжай-ка, братец, к Левенгаупту, сообщи о капитуляции Нейшлота. Порадуй шведов. Да и предложи-ка им капитулировать тако же. К чему кровопролитие лишнее. И так все ясно. В мешке они.

Левенгаупт выслушал адъютанта и с письмом ознакомился. Однако ж попросил:

— Передайте его сиятельству, графу Ласси, что я должен испросить на предложения его соизволения Короля нашего.

Бестужев вернулся в русский лагерь. А на следующий день прибыл парламентер от Левенгаупта — майор Адам Горн. Испросить перемирия на две, а то и три недели. Опять же с целью за время оное связаться со Стокгольмом. Русские попросили его вернуться назад и еще раз подумать о предложенной капитуляции.

Среди всех этих совещаний и переговоров тем временем в шведский лагерь прибыли посланники из Стокгольма — адмирал Риддерстольне и полковник Каульбарс. С собой означенные офицеры привезли повеление Королевское, что и огласили вслух:

— Графу и генерал-лейтенанту Левенгаупту, а также генерал-лейтенанту Будденброку надлежит прибыть в Стокгольм для дачи объяснений государственному сейму о своих действиях в продолжении всей кампании. Начальство над армией передать генерал-майору Бускету.