Книга Раб своей жажды - Том Холланд

— О, это очевидно, — ответил Элиот. — Но странно не это. Странно, что он не сопротивлялся. Сидел здесь и ждал конца.

Он хмурился все больше, и вдруг его изможденное лицо прояснилось. Наклонившись, он вынул что-то из кармана Весткота.

— Вы говорили, что он получил письмо. — Элиот протянул мне конверт. — Это?

Я быстро осмотрел конверт и кивнул.

— И, получив письмо, Весткот сразу потребовал, чтобы вы ехали за мной?

Я опять кивнул.

Элиот вынул письмо из конверта.

— Давайте же посмотрим, что в письме, — пробормотал он как бы про себя, пробегая по бумаге взглядом. — Почерк, по крайней мере, знакомый. Леди Моуберли или Шарлотты Весткот… Что ж, вот оно, письмо, — и он начал читать вслух: — «Дорогой Нэд, ничего не выйдет, ты же знаешь. Тебе меня никогда не победить. Спроси у Джека Элиота — он скажет то же самое, поскольку в глубине души знает это. Но я тебе предлагаю сделку. Мне нужна кровь кого-нибудь из Весткотов, если не твоя, то подойдет кровь любого другого Весткота. Думаю, ты меня понимаешь. Жизнь за жизнь, Нэд, — твоя за жизнь твоего сына. Что скажешь? Сейчас с тобой один из твоих друзей. Отошли его куда-нибудь. Когда увижу, что он выходит, приму это за сигнал твоего согласия на мое предложение и сразу приду к тебе. Очень сожалею, Нэд. Но как ты уже, наверное, понял, я больше не принадлежу себе. Такова есть — или, вернее, была — жизнь. Твоя любящая сестра Ш.».

Элиот медленно сложил письмо, вновь взглянул на Весткота и закрыл глаза.

— Вы думаете, Весткот согласился? — спросил я. — И позволил ей выпить свою жизнь?

— Очевидно.

Меня вновь поразил ужас картины, которую мы застали. Оглядевшись вокруг, я убедился, что Артура все-таки забрали. В комнате его не было.

— Она предала его, — горько произнес я. — Он отдал ей свою жизнь, а она все равно предала его.

Элиот тоже осматривал комнату.

— Я в этом не совсем уверен, — наконец изрек он.

— То есть как это? — спросил я.

— Тут какая-то тайна. — Он показал на дверь. — Видите отпечатки рук, там внизу?

Я не заметил их раньше, но теперь увидел, что Элиот совершенно прав: там были отпечатки рук — крошечные… и окровавленные.

— Их мог оставить только ребенок, — продолжал Элиот, — что подтверждает показания горничной: Артур действительно был здесь. И это не удивительно — Весткот вряд ли добровольно распрощался бы с жизнью, если бы Шарлотта не привела с собой Артура. Но есть предположение, что отпечатки были оставлены, после того как Шарлотта ушла. Когда же еще ребенок мог испачкать руки в крови? Не во время же нападения — это слишком маловероятно. Скорей всего, тогда, когда его бросили здесь с трупом отца. Он тянулся к отцу за лаской, а когда не получил ее — попытался выбраться, царапаясь в дверь. Да, — проговорил Элиот, вновь всматриваясь в отпечатки, — это совершенно очевидно.

— Но в таком случае… — медленно сказал я. — Где же тогда ребенок?

Элиот жестом показал на окна. Тут я заметил, что они открыты и несомненно взломаны, ибо стекла были выбиты снаружи, и пол усеивали осколки.

— Так вы думаете… — глотнул я воздуха, — что кто-то проник в комнату?

Элиот еле заметно кивнул.

— Но Шарлотта… когда забрала Люси… они же ушли через парадную дверь. Их видела служанка.

— Значит, — промолвил Элиот, — тут побывал еще кто-то, кроме нее.

— Вы имеете в виду еще одного вампира?

Он слегка пожал плечами, что можно было принять за согласие.

— Кто же это? — спросил я.

— Это тайна.

И тайной осталось. Все это время я был уверен, что у Элиота есть подозрения, и последующие события лишь убедили меня в данном предположении. Ибо вторую половину того дня Элиот стремился преследовать кого-то, кто, как он полагал, решит все дело. А когда профессор вернулся из Кью и сам увидел происшедшую катастрофу, Элиот заговорил с ним о том же, что я подслушал предыдущим вечером. Опять упоминалась «она», против которой нужно было выступить — не Шарлотта, а какая-то другая, еще более страшная женщина. Однако профессор отказывался предпринимать такую попытку без подготовки. Будучи храбрым человеком, профессор все же продолжал настаивать, что эта женщина еще слишком опасна, и требовал, чтобы Элиот отложил свою миссию. Элиот с явной неохотой согласился, и на этом закончился вечер того ужасного дня. Перед тем как попрощаться, профессор дал нам по луковице киргизского серебра, пообещав, что это растение предохранит нас от жажды вампира. Растение оказалось очень примечательным и каким-то не от мира сего. С тех пор я всегда ношу его при себе.

Носил ли его с собой Элиот — так и не удалось узнать. Ибо, несмотря на обещание отложить расследование, в тот же самый вечер он исчез. С тех пор ни профессор, ни я не видели его. В своем кабинете он не оставил никаких записок, ни клочка бумаги — исчез столь же внезапно, как Люси и ее ребенок. Интересно, доведется ли нам когда-нибудь вновь увидеть кого-либо из них? Мы с профессором продолжили поиски, но у нас очень мало зацепок, а те ниточки, которые были, вскоре оборвались. Профессор сообщил мне, о чем я вначале не догадывался, — женщина, о которой он говорил с Элиотом, живет в Ротерхите, в том же самом складе, из которого мы спасли сэра Джорджа. Как только выяснилось, что Элиот исчез, мы сразу поспешили туда, но там не оказалось и следа склада — он исчез! Даже лавка Полидори была заколочена досками, и, вломившись внутрь, мы не нашли ничего, что помогло бы нам в поисках.

Трудно сказать, что мы еще можем сделать. Мы, конечно, связались с полицией, но распутать подобное дело оказалось им не под силу. И вообще на данный момент полиция занимается убийствами в Уайтчепеле — публика требует найти того, кто их совершает. Так что мы действуем, как и раньше: в одиночку. Профессор убежден, что так и должно быть. Он знает, что разговоры о реальности существования вампиров чаще подвергаются осмеянию.

Но, несмотря на весь опыт профессора, мы не продвинулись в решении этого дела: Элиот, Люси, ее ребенок — все исчезли, а вампиры разгуливают Бог знает где. Возможно, они таятся где-нибудь в зловещей тени — не только Шарлотта, но и таинственная безымянная «она». Остается только надеяться, что в наших расследованиях все же наступит прорыв, хотя я в этом сомневаюсь. Мне не хотелось бы заканчивать повествование на столь скорбной ноте, но поскольку я намеревался ничего не выдумывать, то я завершаю его, как и начал, описывая чистую правду. И засим откладываю перо свое в надежде, что придет день и у меня найдется повод вновь взять его в руки. Молю Бога о том, чтобы, когда это случится, я смог написать что-нибудь более радостное.

Письмо профессора Хури Джьоти Навалкара мистеру Брэму Стокеру

Блумсбери-сквер, 16