Книга Синдром Л - Андрей Остальский

— Нет, так не пойдет. Это же хуже смерти…

— Согласен! Знаешь… Давай сговоримся на расстреле, а? Теперь я это запросто устрою.

— Нет, — отрезала я. — Нет. Жизнь. И ставки растут. Раз вы теперь выше всех… то не только жизнь, но и свободу. И на работе оставьте его. В Москве.

— Ну знаешь! Может, ты еще потребуешь, чтобы я его своим заместителем назначил?

— Нет, вот этого не надо! Не дай бог!

— Ладно, шутки в сторону! Последнее, что могу предложить, — психушка с облегченным режимом.

— Нет, Олег Николаевич. Я дорого стою.

Сусликов, кажется, рассердился:

— Действительно, дорого. Видно, мне не по карману.

— До свидания, Олег Николаевич.

Я сняла с головы наушники. Дверь тут же открылась. Вышла из фургона. Спрыгнула на землю. Голова неприятно кружилась. Жутковато все-таки. Взяла себя в руки, пошла к подъезду. Но далеко не ушла.

— Александра Константиновна! — Меня догнал давешний лейтенант. — Простите, вас просят для продолжения сеанса.

Пришлось вернуться. Повторилась та же процедура. Правда, без подробного анкетного допроса.

— Черт с тобой! — сказал пьяноватый голос в наушниках. — Плохое начало отношений. Выжала из меня все, что хотела. Имей в виду, не всегда так будет. Не всегда! Эх, Александра, что ты со мной делаешь…

— Да, и еще, — твердо сказала я. — Мне будет необходимо его увидеть — убедиться, что у него все в порядке.

— Не наглей! А то передумаю сейчас… Ну ладно… Только железное условие: разговаривать с ним не будешь. И никаких там перемигиваний и взмахов рук и так далее. Пройдешь мимо и сделаешь вид, что не узнаешь. И он тебя тоже, скорее всего, не узнает.

— Не узнает? — испугалась я. — Это что значит? Вы, что, его психиартам отдаете на расправу?

— Ну почему сразу на расправу? Ух, вы, диссидентское племя… Но, видишь ли… психиарты с ним уже поработали… Операцию ему небольшую сделали… Аппендикс удалили. Еще что-то…. Он уже не тот, которого ты знала… Но я обещаю: попрошу, чтобы с ним полегче. Чтоб был как можно нормальнее. Чтобы подлечили и вернули более или менее к прежнему состоянию. До того, как он с тобой познакомился. Статус кво анте. Ты же латынь знаешь…

Я молчала. Я победила. Но это была та еще победа. Имени товарища Пирра.

— Да, и вот что еще, Саша, — сказал Сусликов. — Я хотел тебя спросить… у меня что, действительно ноги пахнут?

Вот это да!

— Ничего у вас служба прослушивания работает, — сказала я. — И быстро так. Невероятно. Уже доложили!

— Ну а как ты думаешь? Председатель все-таки… Так как насчет ног? Пахнут?

— Откуда же мне знать? Вы же ботинок на самом деле в квартире у нас не снимали…

— Ба! Вот это да! На пушку взяла… Надо же… Ты профессию неправильно выбрала. Тебе бы у нас работать — далеко бы пошла.

— Нет уж, спасибо. Не стоит преувеличивать. Это нормальные женские штучки.

— Ну ладно, женская штучка… вот уж воистину… Но скажи… а прыщи между волос?

— Тоже выдумка. Тактическая деза.

— Понятно… А то, что я мерзок и физически тебе противен?

— Это, к сожалению, правда.

— И ты тем не менее будешь со мной жить? Как же это?

— Как-нибудь.

— Плохо, — сказал Сусликов. Последовало молчание. Потом он вздохнул и несколько протрезвевшим голосом сказал: — Очень плохо… но будем как-то… что-то. Эх. Но ты точно свою половину сделки выполнишь?

— Я всегда выполняю свои обещания.

— Тогда спасибо за внимание. Я устал. У меня были тяжелые сутки. До завтра. Вернее, что я говорю. До вечера, Сашенька.

Я тоже вежливо, но холодно попрощалась и пошла домой.

«Вот так я и буду с ним везде и всегда… всегда и везде, — думала я. — Только так — холодно и вежливо. Тело пусть берет, раз так. Но ничего остального он не получит — ничегошеньки!»

Шла я, и ноги мои не хотели идти домой. Они никуда не хотели идти. Впервые мне не хотелось быть нигде . Особенно в доме, где каждое твое слово слушают чужие уши. И вообще — нигде.

Вот бы испариться, как роса, размечталась я. Исчезнуть, как она — незаметно, безболезненно и естественно. Красиво. Раз — и нет ее. Нигде. Солнышко вышло, и она высохла. Вот мне бы так.

С.

Отличный все-таки парень этот Чайник! Как повезло мне — опять с ним вместе выпало дежурить. Анекдотам на половые темы просто конца нет, он сыплет ими, как из рога изобилия. Особенно классный про спор жены и любовницы великана. А про озабоченных тюленей? Блеск. Давно я так не смеялся. Вообще про животных у него много в коллекции, пока я болел, он ее, кажется, сильно пополнил. Про игры быков нестандартной сексуальной ориентации, это вообще описаться можно! Но даже классика, которую я в разных вариантах сто раз слышал, в Чайниковом исполнении звучит свежо, обретает новые краски. Как же уморительно он Сару изображает, когда она в конце концов соглашается на трах на мужниных поминках, но говорит: «Ну ладно, так и быть, давай… только медленно и печально». Еврейский акцент у него получается бесподобно… В общем, за два часа, что мы с ним проболтали, я просто живот надорвал.

Как получилось-то… Опять наших всех на молебен погнали. А в таких случаях в каждом отделе по дежурному назначают. По очереди, ясное дело. Каждый рад в отделе поболтаться, на телефоны поотвечать, вместо того чтобы стоять несколько часов стоймя в душной, набитой людьми церкви. Слушать вытье на непонятном старославянском. Ну мы же взрослые люди, все все понимают. И начальство наше — тоже люди вполне взрослые. А потому оно, начальство, делает вид, что как раз ничего не понимает, но строго следит за неукоснительным соблюдением очереди. Ведь для людей это все-таки очень важно — ощущение справедливости. Сильно влияет это на моральную атмосферу в коллективе.

Но тут что-то случилось — Михалыч вдруг меня назначил дежурить вне очереди. В прошлый раз мне и так повезло — опять в реабилитационный центр на весь день забирали, все-таки последствия изнурительной болезни нет-нет, а дают о себе знать. И я молебен успешно прогулял. Так что на этот раз уж совсем не рассчитывал. Смирился, можно сказать. Морально приготовился отстоять что положено. И ушам своим не поверил, когда Михалыч опять мою фамилию назвал. Даже неловко: товарищи смотрят с удивлением. Кто с пониманием, а кто и с неприкрытым раздражением. А чего это опять Ганкин? Несправедливо. Я и сам не выдержал, говорю:

— Разрешите доложить, товарищ генерал!

— Валяй, — говорит Михалыч, а сам хмурится. Не любит он этих формальностей, но в такой ситуации без них нельзя.

— Я уже в позапрошлый раз дежурил, а в понедельник в поликлинику ездил. Два молебна подряд пропустил.

— И что? Хочешь сказать, что по церкви соскучился? Ну, так сходи частным образом, после работы. Не возбраняется. Даже наоборот, приветствуется.