Книга Братство обреченных - Владислав Куликов

— Какой?

— Хочешь вишневое пирожное?

— Нет.

— А я возьму. Никуда не уходи.

«Он стал более дерзким, — размышлял Сергей, пока Андрей покупал пирожное. — В Таджикистане был тихим. А тут, надо же, плечи расправил».

— Хорошие здесь пирожные, — произнес вернувшийся Ветров. — Спасибо, что показал это место. Но в кофейне на Кузнецком штрудели лучше. Уж не обижайся.

— Ты что, жрать сюда пришел? — с улыбкой спросил Опарин.

— Я совмещаю приятное с полезным. Вишневое варенье — это полезно. А разговор с умным человеком — всегда приятно.

«А он в принципе-то человек не г…нистый, — промелькнуло у Сергея. — Что уже хорошо. Разболтанный, конечно, как все писаки. Балабол. Но достаточно вменяемый. Хотя, конечно, пройдоха еще тот».

— Так на чем я остановился? — спросил Андрей, уничтожив в мгновение ока второе пирожное.

— По-моему, на штруделе, — улыбнулся Сергей.

— Нет, я имею в виду наших и ваших баранов.

— Ты хочешь показать мне материалы. Я, кстати, могу забрать эти фотографии?

«Может, пригодятся, — подумал Сергей. — Вдруг там действительно уже дело какое-то заведено. Так подошью вместе со справкой о встрече».

— Конечно, — радушно ответил Андрей. — И еще: у меня есть план, который может устроить всех. За авторство не держусь.

— Какой план?

— Не скажу.

«Задолбал он меня!» — мысленно выругался Сергей.

— Сейчас не скажу, — уточнил Ветров. — Сначала ты должен убедиться, что мы написали правду. Или убедить меня в обратном. Давай забьем стрелку…

«Ты еще скажи — поедем на разборки, — осуждающе подумал Опарин. — Где таких слов нахватался? Неужели не можешь нормально говорить?»

— Встретимся, поговорим конкретно, с документами. Я приведу юриста. А потом будем решать, что и как делать.

— Хорошо, я подумаю. Созвонимся.

«Надо ли влезать? — размышлял Сергей после встречи. — Ветров, конечно, трепло порядочное. Но вдруг он хоть чуть-чуть прав? Тогда меня завтра могут спросить. В любом случае стоит прикрыться: оформлю справку о встрече. Как бы это подать? Как его инициативу или… Ладно, решу в конторе. А что, если этого наружника действительно подставили? Хм, скоты. Легко ведь могли…»

Опарин ни за что бы не признался в этом Ветрову, но сомнения в его душе действительно были. Он ведь давно поизносил свои розовые очки…

Это когда ты лейтенант госбезопасности, то тебя переполняет ощущение собственной важности и могущества. Ты считаешь себя членом великого братства, которое выше других. Потому что другие — жалкие обыватели. А ты — сотрудник конторы! На ней держится государство! Значит, и ты — частичка великой опоры. За тобой Система. Она всегда тебя защитит, потому что это — монолит! Элитный клуб, где один за всех и все за одного. Как мушкетеры!

Но проходят годы. Ты становишься полковником. И понимаешь: нет никакого монолита. Он — иллюзия! Сказка для романтиков. На самом деле ты — винтик Системы, который для нее ничего не значит. Если оступишься, или окажешься на пути, или просто случайно попадешь под маховик, то твои же коллеги вытрут о тебя ноги. А потом вышвырнут. Pi при этом будут искренне верить, что того требуют высшие соображения!

Опарин все это знал. Поэтому не лежала у него душа к этому делу. Но с другой стороны…

Он думал, что раз уж оказался втянутым, то надо как-то повернуть это в свою пользу…

…На следующий день Андрей встретился с Беляночкой. На этот раз ее кожа приобрела золотистый оттенок, как поджаренный лучок (Андрей обожал поджаренный лучок!).

Однако Ветров с самого начала заметил: с Беляночкой что-то не так. Она была слишком углублена в себя.

— Ты меня слушаешь? — наконец спросил он ее в лоб.

— Да. — Она встрепенулась.

— Ты вообще где?

— Здесь.

Они сидели в мягких креслах в кофейне «Пещера Аладдина». На соседних столиках возвышались кальяны. Обивка кресел напоминала пижамы — такая же махровая и полосатая. Отчего внутри кофейни было сонливо и уютно. Ветров подумал, что мог бы провести целую вечность за непринужденным разговором в этих креслах-пижамах. «А как же рабочие живут? — вдруг промелькнуло у него в голове. — Они же в такие кофейни не ходят?!»

— Как можно всю жизнь работать на одном заводе с восьми до пяти? — озабоченно спросил он у Даши, потирая пальцем виски. — Или водителем? Неужели человек никуда не стремится?

— Он стремится, — задумчиво ответила она, продолжая что-то изучать внутри себя. — Но от долгой работы лексикон ограничен. Он не может сказать, что же хочет. Поэтому томления выражаются на эмоциональном уровне.

— И он заливает их водкой! — догадался Андрей.

— Или чем-нибудь другим: рыбалкой, футболом. Он придет домой, напьется, погоняет жену. Потом они помирятся, полюбят друг друга. Утром встанет — и опять все хорошо.

— Работа, заботы. Хотя заботы ведь мышиные!

— И так по кругу, — согласилась Даша.

— Грустно! — опечалился судьбой рабочего класса Андрей. — Может, возьмем еще вишневый штрудель? Или яблочный?

«А ведь это стильно: сидеть в дорогой кофейне и переживать за рабочий класс, — с иронией подумал Ветров. — Интересно, пустят ли сюда работягу? Наверное, пустят. Только он сам сюда не пойдет. Ему здесь будет скучно и дорого. Никакой глинтвейн не заменит водки. Баловство только одно!.. Елки-палки, кто бы говорил?! Я стал от земли отрываться! Нельзя так, надо поближе к народу! В кого же я превращаюсь? В заносчивого буржуа или в гнилого интеллигента? Скорее — в гнилого интеллигента. А Даша, интересно, кто? Она юрисконсульт в коммерческой фирме. Тоже не буржуа. Заелись мы тут! Может, бросить все и поехать в деревню? Подвижником! Как Чехов, Булгаков, Солженицын! Буду в школе детям литературу преподавать. По вечерам — хлев чистить. Красота! Вот сейчас, только доем пирожное и все брошу! М-м-м, божественно!»

— Поехали ко мне! — воскликнул Ветров, покончив со штруделем. Вишневое варенье в сочетании с кофе со сливками вызвало в нем прилив любви и нежности. Андрею вдруг захотелось поделиться своими чувствами со всем миром. Или, по крайней мере, с Дашей. Причем, чем быстрее, тем лучше.

— Не знаю, не знаю.

— Что случилось? — Андрей испугался. Ему показалось, что Даша решила с ним расстаться.

— Ничего.

— Ты сегодня изумительная, как золотистый лучок. Я хочу впиться в тебя зубами.

— Не надо!

— Это выше моих сил! Ты же не хочешь, чтобы я искусал тебя прямо здесь? Пошли ко мне!

— Я боюсь, что не могу.

— Но почему?! — Он был расстроен.

— По-моему, я беременна…