Книга Предательство Тристана - Роберт Ладлэм

– В некотором роде, – неопределенно ответил Меткалф. Но тут же прикусил язык и поправился: – Да. Я тоже беглец.

27

Зацементированный дворик в захудалом районе на юго-западе Москвы, среди плохоньких домишек, был маленьким и пустым. Он был завален старыми газетами, тут и там возвышались кучи мусора. Никто здесь не убирал, да и вообще вряд ли здесь часто бывали люди. Даже слово «двор» мало подходило для этого заброшенного пятачка растрескавшегося цемента, посреди которого красовалась чугунная решетка водостока.

Никто не видел, как решетка приподнялась и сдвинулась в сторону, никто не видел, как из открывшегося люка возникла одинокая фигура, быстро поднявшаяся по длинной лестнице из скоб, вделанных в стенку колодца. Человек положил решетку на место, и уже через минуту во дворике никого не было.

Никто не видел его появления. Никто не видел, как он растворился на улицах бедной рабочей окраины.

Примерно через полтора часа старенький грузовичок, груженный дровами, въехал в другой двор в совсем другой, куда более благоустроенной части Москвы. Это был слабосильный «ГАЗ-42», выплевывавший клубы ядовитого дыма; он громко тарахтел мотором, стоя возле грузового ската, ведущего в подвал внушительного кирпичного дома на улице Петровка. Шофер и его помощник выбрались из кабины и принялись спускать дрова в подвал, швыряя их на покрытый жестью скат. Поленья с грохотом катились вниз. Доставка дров осуществлялась без строгого графика, и в разгар этой на редкость холодной московской зимы внеплановая доставка не должна была вызвать никакого удивления. Когда значительная часть кузова опустела, второй человек, тот, что приехал на пассажирском месте, спустился в подвал и принялся укладывать дрова в поленницу. Водитель вошел в подвальную дверь, деликатно кашлянул, и пассажир протянул ему пачку денег. Эта сумма значительно превышала стоимость выгруженных дров, зато была в самый раз для того, чтобы вознаградить шофера за незапланированную доставку в место, куда он вовсе не собирался.

Если бы кто-нибудь видел эту сцену – а ее никто не видел, – он мог бы удивиться тому, что шофер сел в машину и укатил, оставив своего помощника возиться в подвале.

Через две минуты Меткалф покинул подвал и поднялся на несколько этажей к до боли знакомой обитой кожей двери, нажал кнопку звонка и подождал. Его сердце отчаянно колотилось, как это бывало всякий раз, когда ему доводилось подходить к квартире Ланы. Но на этот раз виной тому было не столько предчувствие встречи, сколько страх. Он добрался сюда никем не замеченный, спасибо Сереже, тому бородатому, которого он приложил лбом о бетонный пол в туннеле метро, и его другу, водителю грузовика. Но все равно, приходить к ней домой было опасно. К тому же являлось нарушением ее приказа никогда больше не приходить сюда.

Потом он услышал тяжелые шаги и совсем не удивился, увидев морщинистое лицо кухарки-домоправительницы.

– Да? Что вы хотите?

– Лану, пожалуйста. Я Стива.

Сощуренные глаза старушки немного оживились, как будто она узнала его, но она не подала виду, а молча захлопнула дверь, и ее шаги вскоре заглохли в глубине квартиры.

Минутой позже дверь снова отворилась, и на этот раз на пороге стояла Лана. В ее пылающих глазах можно было угадать негодование, страх и еще одно, совсем иное чувство – может быть, нежность?

– Входи, входи, – прошептала она.

Едва он успел закрыть за собой дверь, как Лана воскликнула:

– Ну, Стива? Как ты оказался здесь? Ведь ты же обещал…

– Я ранен, – чуть слышно ответил Меткалф. Ее глаза расширились от испуга, но Меткалф сохранял спокойный тон. – Ранка пустячная, но ее нужно обработать. В нее попала инфекция, и, боюсь, скоро мне станет хуже.

На самом деле пульсирующая боль в ране уже стала почти невыносимой и мешала ему двигаться. Обращаться за профессиональной медицинской помощью он не мог, да и, как выяснилось, в этом не было необходимости. Светлана сказала, что у нее есть аптечка первой помощи и что она сама сможет сделать все, что нужно.

– Ранен! Стива, каким образом?..

– Я объясню. Волноваться совершенно не о чем.

Она недоверчиво покачала головой.

– Ранен! Ну, мой любимый, нам нужно поторапливаться. Через сорок пять минут отец должен прийти со службы. – Светлана вышла из комнаты и сказала старушке-домоправительнице, что та может идти домой. Потом она ввела Стивена в богато меблированную комнату с книжными шкафами вдоль стен и великолепным туркменским ковром восемнадцатого века на полу – одна из немногих сохранившихся фамильных ценностей, объяснила она.

– Пойдем в кухню, и я займусь твоей раной.

Кухня оказалась тесной, там сильно пахло керосином. Светлана поставила чайник с водой на плиту и, не дожидаясь, пока он закипит, сняла с Меткалфа грязную телогрейку, потом осторожно стащила рубашку, успевшую крепко прилипнуть к засохшей крови. Когда она отдирала ткань от раны, Меткалф поморщился, а Светлана ахнула.

– Выглядит нехорошо, – сказала она, наливая в стаканы свежезаваренный крепкий чай; вместо сахара она поставила блюдце со слипшимися конфетами. – Пока что пей чай, а я пойду за своими хирургическими инструментами. Ты, наверно, проголодался, любовь моя?

– Умираю от голода.

– У меня есть несколько пирожков с мясом, щи – это такой суп из капусты – и немного соленой рыбы. Это тебя устроит?

– Звучит потрясающе.

Пока Светлана суетилась, наливая щи из кастрюли, стоявшей на плите, доставая продукты из авосек, вывешенных за окно, выходившее в узкий, похожий на колодец двор, Меткалф любовался ею. Перед ним открылась еще одна сторона ее существа, та, с которой он пока что не был знаком: домашняя заботливая женщина, совершенно не похожая на высокомерную театральную диву, прославленную красавицу-балерину. То, что эти качества соединялись в одном человеке, казалось очаровательным и все же неправдоподобным.

– Наша квартира, наверно, показалась тебе крошечной?

– Ничего подобного. Она очень милая.

– Ты же рассказывал мне о своей жизни. Богатство, много домов, слуги. И наше жилище должно казаться тебе просто жалким.

– Здесь тепло и уютно.

– Нам очень повезло, что мы имеем отдельную квартиру. Ведь нас всего двое. Городские власти могли бы запихнуть нас в одну из этих ужасных коммунальных квартир. Мы боялись, что так и случится, когда умерла мама. Но благодаря папиным военным заслугам – потому что мой папа герой – нам пожаловали такую привилегию. У нас есть газовая плита и газовый водонагреватель в ванной – нам не приходится ходить в общественные бани, как большинству моих друзей.

– Он ведь Герой Советского Союза, не так ли?

– Дважды Герой. И еще он награжден орденом «Победа».[88]