Книга Стая бешеных - Фридрих Незнанский

– И до сих пор не утратили мастерства? Да и разве в тире вас баловали пистолетами министерства обороны?

– Чего вы меня подлавливаете? Когда в доме появился пистолет, я попробовала из него стрелять в сарае. Я же говорю, грешна любопытством. Да и совершенно несложно попасть с трех шагов в спящего человека.

– А потом вы протерли оружие и выбросили его?

– Да. А вы хотели, чтобы я сразу побежала сдаваться? Но я действительно не экзальтированная дамочка из сентиментальных романов. Было много крови, я побежала в ванную, мыла руки, а заодно подставила под струю пистолет. Обычная женская брезгливость. Я тогда ни о чем не думала. Но потом все-таки решила оружие выбросить. – Ада замолчала, снова подошла к окну, посмотрела за занавеску. – Логики-то нет. Если бы я хотела скрыть следы, зачем бы я выкидывала пистолет на даче?

– Еще не встречал ни одного преступления с железной логикой, всегда какая-то доля абсурда присутствует. Ну а после вы позвонили дочери и в милицию? Кому раньше?

– Скрывать не имело смысла. Я вышла на кухню, охранник, представьте себе, спал, – Ада захохотала. – Честное слово, с открытыми глазами. Я думала раньше, что такое только в сказках бывает. Я смеялась от души. Не поверите… Ну а потом – звонки…

– Что вы сказали дочери по телефону?

– Ну уж только не правду, обычные фразы – приезжай срочно, нужна твоя помощь.

– Значит, Зоя только здесь все узнала? – Этот последний и, в общем-то, единственный удар Турецкий приготовил Кобриной напоследок. – А зачем же вы, Аделаида Ивановна, всю ночь звонили дочери? В какую логику вписать, что вы не отрывались от телефона? Вы это делали между занятиями любовью и убийством? Насыщенная ночка получилась, ничего не скажешь.

Ада задохнулась от гнева. Казалось, вся комната полыхнула пожаром, огонь выплескивался из зрачков женщины и разлетался в поисках кислорода. Становилось нестерпимо жарко. Турецкий встал:

– Вам еще придется, Ада, рассказать свою жизнь до мелочей, всю подноготную, без утайки. Только не торопитесь с мемуарами. Это опасно.

Женщина молчала. Турецкий вышел из комнаты, и тут же в дверь, как тень, скользнул дежурный следователь.

Спальня располагалась рядом с комнатой, в которой Александр беседовал с Адой. Постель, где убили депутата Кобрина, никто не убирал – кровавые пятна растеклись по подушке, простыне и пододеяльнику. Можно было подумать, что здесь приносили в жертву какое-то гигантское животное. Турецкий никогда не уставал удивляться – сколько же крови содержится в теле обычного человека. Кровью были заляпаны стены, окно, пол, потолок, цветы в горшках. Большая бурая клякса засохла на экране телевизора.

Глава 61. ВЕЗУНЧИК.

Начальство изоляторов временного содержания относится к защитникам своих подопечных с неприязнью не меньшей, а может быть, и большей, чем к самим подследственным.

Несколько десятков заключенных приходится каждый день выводить из камер для встреч с адвокатом, что нарушает и без того неспокойный ритм жизни тюрьмы. Кроме того, адвокаты то и дело норовят против чего-нибудь протестовать, пишут жалобы, таскают в прокуратуру и суд – кому это понравится.

Но Гордеев пользовался у начальника женской тюрьмы некоторыми довольно внушительными льготами. Дело в том, что Юрий Петрович недавно помог полковнику Сорокину выиграть одно весьма щекотливое дело. Сорокин, будучи в сильном подпитии, возвращаясь домой, бросил почему-то свою машину на вокзале и сел в электричку. В этой электричке полковник начал безобразным образом кадриться к молоденьким пэтэушницам, при этом, как было потом записано в милицейском протоколе, «обнажая свои половые органы».

– Да я им просто намекал, что у меня все в порядке, – скромно жаловался потом адвокату полковник.

Гордеев ухитрился спустить дело на тормозах, безо всякого судебного разбирательства, за что и имел теперь неограниченный доступ к своим подзащитным и, разумеется, к самому полковнику.

Сорокин справился о женщинах, содержавшихся в одной камере с Ириной, и радостно сообщил, что действительно сидела с ней вместе там некая цыганка по фамилии Романова, но была вчера выпущена на свободу под подписку о невыезде.

– Адрес! – взмолился Гордеев.

– Не могу, – строго ответствовал Сорокин. – Секрет, сам знаешь. Улица Вавилова, дом пять, квартира сорок четыре.

Гордеев пожурил Сорокина за то, что он плохо контролирует подведомственное ему учреждение, и помчался на улицу Вавилова.

Телефон Руфата уже был введен в память его телефона, поэтому он набирал его механически и периодически раза четыре на дню.

Но на этот раз трубка не ответила долгими гудками, а спросила мужским голосом:

– Да?

– Алло! – заторопился Гордеев, не веря, что наконец нашел возлюбленного Пастуховой. – Я ищу Руфата!

– Да. Это я.

– Ох, слава Богу! Меня зовут Юрий Петрович Гордеев, я защитник Ирины.

– Кто, простите?

– Защитник. Адвокат.

– Она что, со мной судится? – удивился голос.

– Да нет! – вспомнил Гордеев. – Вы же не в курсе. Ирина под следствием. Она убила человека.

В трубке раздались какие-то странные звуки, и все смолкло.

– Алло! Алло! – закричал Гордеев. Трубка молчала.

В обморок он там упал, что ли?!

– Простите, – наконец отозвался голос. – Это у меня кот… Так что вы говорите?

– Ирина убила человека и находится под следствием.

– Она это может, – вдруг спокойно отреагировал Руфат.

– Дело в том, что несколько свидетелей показали, будто бы это вас она убила.

– И правильно показали. Она меня убила. Но не до конца. Я выжил, как видите… то есть слышите.

– Понимаете, мне необходимы ваши показания, чтобы защитить Ирину.

– Какие показания?

– Да простые – что вы живы и здоровы.

– А кто вам сказал, что я жив и здоров? Я ж вам только что объяснил, что она меня убила.

– Простите, Руфат, я не шучу, тут дело серьезное – ей грозит большой срок.

– Так ей и надо.

– Значит, вы отказываетесь помочь ей?

– Да. Отказываюсь.

– Извините.

Гордеев положил трубку. Вот так-так.

Двенадцатиэтажный дом на улице Вавилова Гордеев нашел легко, с трудом припарковал машину у подъезда и уже собирался искать нужный подъезд, как сам же себя и остановил.

Стоп. Что это я делаю? Это меня уже понесло. Я ж не сыщик, в конце концов, надо составить ходатайство по всей форме, пусть разбирается Чекмачев. Что я собираюсь спросить у этой черноглазой Романовой: «Простите, вы правда собирались помочь умереть Пастуховой?» Нет, меня точно заносит.