Книга Преторианец - Валерий Большаков

– Долго еще? – скорбно спросил Искандер. – У меня уже руки отваливаются! И спина затекла!

– Ничего, – пропыхтел Гефестай, – потерпишь! А ты как думал? Оборону крепить – это тебе не что-нибудь!

– Как говорил мой дед Могамчери, – сказал Эдик, – «Тяжело зерно молоть, хлеб жевать куда легче!»

– Ладно, – сжалился Гефестай, – свободны! Набивать я сам буду!

– Помочь? – спросил Лобанов, очень надеясь, что сын Ярная не примет его помощи.

– Гуляй! – отмахнулся Гефестай.

Притворно вздыхая («Вот, не дают поработать!»), Сергей выбрался в коридор. И вовремя. В дверь постучали.

– Иду! – крикнул Лобанов.

Когда он открыл дверь, то увидел на галерее Волкация Тулла и незнакомого мужичка в красной тунике преторианца, но без доспехов. Оба гостя волокли большие звякающие мешки.

– Приветствую, – сказал Волкаций. – Форму вам доставили! Получите и распишитесь! Это Квинт Кальпен, диспенсатор Кастра Преториа…

– Рад сделать знакомство, – церемонно сказал Лобанов. – А по какому случаю обновка?

– Завтра прибывает император, – строго сказал Кальпен, – приказано всех одеть по форме! Поставь подпись – вот здесь и здесь.

Лобанов поставил.

– С утра общий сбор, – тихо сказал Волкаций. – Процессия пройдет сначала на форум Траяна, там захоронят прах императора. А после принцепс Адриан отправится на Капитолий, приносить жертву Юпитеру… И где, в какой момент нападут на принцепса, неясно… Понимаешь?

Лобанов кивнул.

– Будем бдитъ, – сказал он.

6

Палатин, площадь Аполлона – взвоз Победы

Храм, посвященный Аполлону, поражал роскошью – стены сверкали белым каррарским мрамором, на крыше – колесница солнца, двери выложены рельефами из слоновой кости. Храм был окружен портиком с колоннами из красно-желтого нумидийского мрамора, между колонн помещались статуи пятидесяти Данаид, перед ними торчали конные статуи их законных супругов. У входа в храм высилась мраморная статуя Аполлона и громоздился алтарь с четырьмя бронзовыми быками работы Мирона.

– Куда теперь? – спросил Гефестай, оглядываясь.

– Подождем здесь, – сказал Лобанов. – Тут наша зона ответственности…

Гладиаторы выглядели писаными красавцами – в красных туниках, в золоченых панцирях и шлемах с высокими гребнями, сзади пурпурные плащи полощутся, а под седлами вороные альпы гарцуют.

– Первые парни на деревне! – съехидничал Эдик.

– Ты ж сам просил себе такую форму! – напомнил Искандер.

– Ха! Так это когда было-то!

– А вот и наши друзья! – удовлетворенно молвил Гефестай. Лобанов повернул голову.

На площадь выходили батавы, сотнями и сотнями. Германцы шли в полном боевом – потрясали здоровенными копьями-фрамеями, помахивали топорами-оскордами и шестоперами, сжимали рукоятки длинных мечей. Солидное оружие, истинно мужское! Не то что коротышки-гладии или хлипкие пиллумы!

Из портика вышел патруль преторианцев и заступил германцам дорогу. Офицер поднял руку, делая внушение. Одна из фрамей наклонилась и прободала преторианца насквозь, задрав пурпурный плащ острым горбом. Еще двоих патрульных уделали походя и втоптали в каменную мостовую.

– Наш выход, бомбисты, – тихо сказал Лобанов.

Гладиаторы выехали из тени и перегородили германцам дорогу. Те радостно взревели, предвкушая забаву.

Лобанов запустил руку в правую суму и вынул тяжеленький кувшинчик с торчащим из горлышка фитилем. Сунулся в левую сумку и достал масляный фонарь.

– Готовность ноль!

Батавы не выдержали, побежали грузной трусцой.

– Хох! Хох! Бей «петухов»!

Лобанов, не торопясь, открыл фонарь, поджег фитиль, замахнулся и швырнул сосуд. Получи, фашист, гранату!

Оставляя тонкий дымный шлейф, бомба полетела, провожаемая взглядами батавов, и рванула. Полыхнуло огнем, и тут же ударил грохот, повторившись трижды. Взрывы разметали батавов, оглушая, отрывая головы, жаля рваными осколками.

– Огонь! – скомандовал Акун, и четверка рабов добавила дыма и пламени.

Воя в голос, германцы кинулись бежать, роняя оружие и достоинство. Слепой ужас гнал батавов прочь – римские боги карали их громом и молниями!

Три толчка сделало сердце, а площадь Аполлона уже была пуста. Только с десяток убитых осталось лежать на плитах, батавов и преторианцев, и россыпь солидного, истинно мужского оружия.

– Как я их, а?! – расплылся Гефестай.

– Давайте догоним, – азартно сказал Эдик, – и еще киданем?!

– Беречь боеприпас! – скомандовал Лобанов. – На кливус Викториа! Рысью!

На взвозе Победы, возле самого дома Нигринов, собралась большая толпа христиан. Братия, вооружившись мечами, молотами, серпами, ножами, палками, сгрудилась в кучу, даже отдаленно не напоминающую строй. Мир-Арзал и Даврон носились вокруг стада Христова, как божьи псы, пытаясь придать ему хоть видимость отряда, а Сикст Первый вещал, вдохновляя паству на бой:

– Переполнилась чаша терпения! И пришло время разбрасывать камни! Не пожалеем животов наших! Император Гай Авидий даст нам свободу, мы станем открыто молить Господа нашего Иисуса Христа! Да, многие из нас погибнут, но сладка будет участь их, ибо ангелы небесные вознесут мучеников сих на небо, и предстанут они перед Господом!

Лобанов остановил коня на перекрестке и только головой покачал.

– Они и этих мобилизовали! – поразился Эдик.

– Тоже мне, нашли воинов… – пробурчал Гефестай. – Смазка для меча!

Из ворот домуса Нигринов выбежала Авидия.

– Что же вы делаете?! – закричала девушка. – Вас же всех убьют! Ну не жалеете вы себя, так детей своих пожалейте! И кого вы слушаете?! Это лжепастырь! Он нарушил тайну исповеди и получил за это тридцать сребреников!

Толпа зароптала.

– Молчи! – взревел Сикст.

– Не буду! – крикнула девушка и вытянула руку, указуя на папу римского. – Авидий Нигрин – мой отец, и он обо всем рассказал мне! Киклоп исповедался тебе, а ты побежал к отцу и выложил ему доверенную тайну! И чуть не сгубил святого Сергия! Предатель! Иуда!

Христианская гвардия стала расползаться, и Мир-Арзал прибег к последнему средству – он выхватил меч и вонзил его в грудь Авидий Нигрины.

– Не-ет! – заорал Лобанов, срываясь с седла.

Из-за ворот выбежал Киклоп, горестно воя. Гикая и свистя, промчались Акун и Кадмар. К упавшей девушке Лобанов подбежал одновременно с Киклопом. Сергей упал на колени и бережно приподнял Авидию.

– Маленькая моя! – отчаянно взывал он, трясущейся рукой отводя пряди с любимого лица. – Ты что?! Авидия!