Книга Преторианец - Валерий Большаков

– Да, – кивнул Лобанов. – Можно сказать, те самые, что чуть не ушли консулярам.

– Понятно… Ладно, завязывайте с этой комедией. Деньги вывезите и спрячьте… да хоть у себя дома! Потом вернете в казну… Будем считать это наказанием для тех, кто хотел заработать на смерти императора!

Той же ночью все золото тайно вывезли на «воронках» фрументариев, переправили в дом на Альта Семита и сложили в углу триклиния. Приблудный кот по кличке Нафаня сразу полюбил точить когти об кожаные мешочки. Когда он их драл, выгибая спину и пуша хвост, мешочки мелодично вызванивали.

Утром следующего дня в двери таберны громко постучали. Уахенеб с Регебалом, дежурившие ночью, крикнули дуэтом:

– Таберна закрыта на переучет!

– Открывайте сейчас же! – заорали с галереи. – Верните наши деньги!

Уахенеб живо упаковал в мешок мурринскую вазу и спустил ее на веревке вниз, прямо в телегу, где груз принял Акун.

– Какие деньги? – удивился Регебал, привязывая веревку к ножке моноподии. – Вы о чем?

За дверью взвыли, забили в створки ногами. По косяку пробежала первая трещина.

– Давай, – негромко сказал Регебал, – ты первый!

Уахенеб не стал спорить, время – дорого. Влез на подоконник и соскользнул в телегу.

– И… раз! – раздалось за дверьми.

Тяжкий удар сотряс двери. Крепкое дерево затрещало, обваливая куски штукатурки. Регебал быстро привязал веревку к тонкой колонне и махнул по ней к остальным.

– Есть! – послышался торжествующий вопль. С грохотом ляпнулась дверь. От криков ярости и разочарования загудела вся базилика.

– Трогай! – махнул рукой Регебал, и Кадмар стегнул лошадей.

4

Брундизий

Порт Брундизия замыкал одним устьем несколько гаваней, защищенных от морских волн, и имел перед собой остров.

В гаванях толклись корабли со всех концов империи, стоило только посмотреть на их паруса. На ветрилах понтийцев полумесяц охватывал солнце, на кораблях из Александрии расправлял крылья орел Птолемея. Тут же качался родосский Гелиос, каппадокийский скорпион, херсонесская Дева.

Повсюду хватало народу, но теснее всего было на причале императорской гавани – с моря, плавно перенося весла, подходила трирема Адриана. На ее мачтах серебрились орлы.

Ацилий Аттиан прохромал к причалу, следуя за здоровенным преторианцем, прокладывавшим дорогу в людской толкучке. Встречающие переговаривались:

– Император! Император!

– Где? Где? Не вижу!

– Да вон он, на носу стоит! В белой тунике, а тога пурпурная!

– Вижу! Вижу!

– Славься, Цезарь!

– Славься! Славься!

Под этот дружный крик трирема причалила, и принцепс Адриан сошел на берег. Он поднял руки, приветствуя народ, и народ взревел от восторга. Верноподданнические настроения достигли точки кипения.

– Сальве, величайший! – склонил голову Аттиан.

– Сальве, сальве, старина! – тепло проговорил принципс. – Уж ты-то мог бы и отбросить титулы!

– Нельзя, – тонко улыбнулся Аттиан. – Дурной пример заразителен! – Обернувшись, он крикнул: – Колесницу императору Рима!

Толпа раздалась в стороны, как волны стекают в море, и шестерка белых идумейских жеребцов подала роскошную карету.

– Сядешь со мной! – велел Адриан.

– Слушаюсь, величайший…

На мягких подушках, обшитых шелком, было удобно. Покряхтывая, Аттиан вытянул больную ногу в проход.

– Ну, рассказывай, – молвил принцепс. За легкостью тона префект легко уловил беспокойство.

– Да что рассказывать…

Аттиан в подробностях изложил события последних дней. Смолкнув, он откинулся на подушки. Повисла тишина, перебиваемая гулом голосов и команд снаружи.

– Гладиаторы, говоришь… – выговорил Адриан. – Представишь мне их потом.

– Непременно, величайший, – усмехнулся Аттиан и остро посмотрел в глаза Адриану, как в бытность свою опекуном. – Быть может, не стоит спешить с приездом в Рим?

– Что я слышу?! – улыбнулся Адриан. – Не ты ли учил меня храбрости?

– Я учил храбрости осторожной, – проворчал Аттиан. – Смелость хороша в меру!

– И осторожность – тоже! – отрубил Адриан. – Поехали! Чего стоим?

– Свита твоя, величайший, никак не разберется, где лошадь, а где повозка… – отдернув занавеску, Аттиан крикнул возничему: – Трогай!

Щелкнул бич, и колесницу мягко повлекло вперед.

В начале пышного кортежа поскакал отряд конных преторианцев, за ними тронулись ликторы – одной рукой они правили лошадьми, а другой прижимали к себе фасции. Вслед ликторам пристроилась императорская колесница, а за нею, на почтительной дистанции, катили солидные каррухи, изящные ковинны, удобные карпентарии – сенаторы и всадники демонстрировали принцепсу свою безграничную лояльность. В хвосте свиты тряслись телеги обоза, а замыкал кортеж еще один отряд преторианцев.

Множество конных патрулей рыскало по обе стороны от дороги, проверяя каждый подозрительный кустик и отгоняя индивидов, не внушавших доверия, но об этих мерах безопасности Аттиан императору не доложил. Зачем зря тревожить величайшего?..

5

Рим, Альта Семита

Сергей приволок домой целый мешок маленьких бронзовых кувшинчиков и с грохотом вывалил их на пол.

– Это чего? – озадачился Гефестай.

– Это бомбы, – объяснил Лобанов. – Только без БЧ! Порох сделать могешь?

– А то! – подбоченился Гефестай.

– Командуй парадом!

– Значить, так, – солидно сказал сын Ярная. – Нужно будет достать древесный уголь, только не из чего попало, а из ивы! Записал?

– Запомню и так.

– Ты запиши, запиши!

– Ладно-ладно… – Лобанов достал церу и вооружился стилом. – Диктуй!

– Уголь… Так… Сера нужна, почище, и селитра! Эту можно в гипогее наскрести. И ступки чтоб! Каменные, с пестиками!

– Бу-сде!

– Зря радуешься! – ухмыльнулся Гефестай.

Ближе к вечеру Лобанов понял верность этих слов. Рецепт изготовления пороха был очень прост: смешиваешь одну часть древесного угля, одну часть серы и шесть частей селитры. Но чтобы полученное огненное зелье было взрывчатым, следовало очень долго, по шесть, по восемь часов растирать и смешивать компоненты.

И вот Лобанов, Эдик, Искандер и Гефестай сидели на полу, скрестив ноги, держали ступки между коленями и размеренными круговыми движениями перемалывали в них каменными пестами серый порошок.