Книга Темная симфония - Кристин Фихан

Кельт теснее прижался к ней, положив голову ей на колени, выказывая дух товарищества. Байрон нежно положил руку на плечо Антониетты, его темные глаза смотрели на Ташу, заставляя сказать то, что Антониетта желала услышать от нее.

Воцарилось недолгое молчание, воздух замер, словно все затаили дыхание.

— Что на это сказал nonno? — спросила Таша.

— Он дал нам свое благословение, — ответила Антониетта, потирая ладонь Пола. — Как ты себя чувствуешь, Пол? Ты пьешь достаточно жидкости? Чувствуешь необходимость, чтобы я убрала твою боль?

— Grazie, Тони, я так надеялся, что ты это предложишь. Поздравляю, Байрон. В этом мире нет никого похожего на нашу Тони. Тебе стоит хорошенько заботиться о ней.

— Тебе не стоит волноваться, Пол. Она всегда будет моим первым приоритетом.

Антониетта ждала, что еще скажет на это Таша. Когда ее кузина продолжила молчать, Антониетта обратила все свое внимание, чтобы направить исцеляющую энергию в Пола. Она ощущала постоянный поток от Байрона, который подпитывал ее, но сам он оставался на заднем плане, позволяя самому исцелению идти через нее.

Когда стало очевидным, что Полу полегчало, что он перестал беспокойно шевелиться, Антониетта передала ему стакан воды.

— Выпей это. Ты разговаривал с Жюстин о своих абсурдных подозрениях? Потому что она не участвует в заговоре с целью кражи. Не участвует, Пол. Не могу тебе сказать, откуда я это знаю, но так оно и есть.

— Тогда кто продает наши вещи? Я видел картину. Ту, которую наша мама так любила. Она для сохранности была перенесена в хранилище с контролируемой температурой и очищенным воздухом, пока мы не реконструируем студию, — он передвинул свое тело в другое положение. — Я любил эту картину. Поэтому не могло быть никакой ошибки, я верну ее назад, — решимость звучала в его голосе.

— Тогда я попрошу Жюстин провести инвентаризацию, чтобы выяснить, что еще пропало.

— Я думал, ты собираешься ее уволить.

— Пол влюблен в нее. Он был готов умереть, лишь бы она не очутилась в тюрьме. Я не могу ее просто взять и уволить. Если он испытывает к ней такие сильные чувства, надеюсь, она чувствует то же самое и думает, что спасла его жизнь.

— Ты слишком мягкосердечна. Не могу себе представить, какими будут наши дети. Джозеф безрассуден, потому что избалован. Ты можешь вообразить десять Джозефов, босоногих бегающих по палаццо, цепляющихся за стены и оживляющих горгулий? Поющих рэп? Во что ты меня втягиваешь?

— Я не могу вообразить десять чего-либо, не говоря уже о десяти бедных Джозефах. Но все они будут исполнять оперы. И почему именно я ответственна за все?

— Когда ты вышла на сцену, такая красивая и храбрая, ты похитила мое сердце.

Антониетта прыснула со смеху, отчего в комнате воцарилась тишина.

— Простите меня, я знаю, что мы обсуждаем серьезную проблему. Я просто… — она замолчала, мысленно ударив Байрона в голень.

Странный феномен несущихся прямо ей в лицо объектов уменьшился настолько, что, держа голову совершенно неподвижно, она могла разглядеть что-либо сквозь темные тяжелые линзы. Устав держать глаза закрытыми и желая увидеть членов своей семьи, Антониетта посмотрела в ту сторону, где, как она знала, должно было находиться лицо Пола, и подняла ресницы.

— Но кто-то же в доме ворует, — стоял на своем Пол. — Полиция знает об этом, знает и Интерпол, и никому кроме членов семьи неизвестен путь по потайному коридору. Кто еще, кроме Жюстин?

Сердце Антониетты совершило легкий кувырок, когда лицо Пола перестало двигаться. Размытый образ стал более четким, и она уставилась на своего кузена.

— Пол, — тихо выдохнула она его имя. И, потянувшись, откинула прядь волос, упавшую ему на лоб. Странное обжигающее ощущение появилось за ее глазами. — Он выглядит точно так же, как я помню, выглядел мой отец. Скажи мне, где Таша. Она такая тихая, что сама я точно не могу этого определить.

Байрон придвинулся чуть ближе, обхватывая рукой ее плечи.

— Мы не знаем, кто это делает, Пол, но верим тебе. Если это кто-то из живущих в этом доме, то будет нетрудно выяснить, кто именно. Таша стоит слева от тебя, — он мысленно передал Антониетте высоту до ее лица.

Ее сердце заколотилось, Антониетта закрыла глаза и осторожно повернула голову, чтобы посмотреть вверх на Ташу. В поисках поддержки прижавшись спиной к Байрону, она открыла глаза. Какое-то время образ Таши расплывался перед ней, искаженный и не в фокусе. Антониетта не сдавалась, заставляя свой мозг искать связь с глазами. Таша в ответ посмотрела на нее. Антониетта не смогла сдержать тихого крика радости.

Глаза Таши пораженно расширились.

— Ты можешь меня видеть. Dio, Тони. Ты можешь меня видеть. Это невозможно. Как ты можешь меня видеть?

Антониетта расплакалась. Таша тут же присоединилась к ней. Байрон беспомощно посмотрел на Пола.

— Это правда? — спросил Пол, в то время как его сестра и кузина вцепились друг в друга. — Это твоих рук дело, Байрон? Ты такой же, как и она, и обладаешь особыми способностями?

— Она должна быть осторожной со светом и движениями, но мы надеемся, что зрение у нее улучшится. Большую часть времени ей приходится держать глаза закрытыми, иначе она чувствует себя больной, — объяснил Байрон.

— Вы сказали nonno? — задал неизбежный вопрос Пол.

Но, прежде чем Байрон смог ответить, Таша обвила его руками.

— Мне безразлично, что вы меня до смерти пугаете. Grazie, за это. Вы не представляете, как сильно я надеялась, что мы сможем отыскать способ вернуть Тони зрение. Но наши деньги, кажется, временами совершенно бесполезны. Она всегда была такой терпеливой, но было столько случаев, когда ей хотелось почитать ту или иную книгу, а она не могла сразу этого сделать… так много вещей. Байрон, просто grazie.

Он не мог не почувствовать искренней любви и признательности, излучаемых Ташей, и это заставило его почувствовать себя смиренным. Отношения в семье Антониетты представляли собой целый комплекс, а не были только черно-белыми, как его мир в течение долгого периода. Он рассматривал их с точки зрения врага или союзника, но они были больше этого. Так много радости излучалось Ташей и Полом от осознания, что Антониетта может видеть, что Байрон удивился, как он вообще мог заподозрить одного из них в желании ее убить, однако он чувствовал, что должен убедиться. Он не мог позволить себе рисковать жизнью Антониетты.

Таша и Антониетта одновременно рассмеялись, сидя на постели Пола и держась за руки.

— Думаю, у них истерика, — прокомментировал Пол.

Карпатец взмахнул рукой, заставляя всех в комнате замереть.

— Думаю, ты прав, — Байрон взглянул на Антониетту. — Прости меня, cara mia. Я чувствую, что у меня нет иного выбора, кроме как быть уверенным.