Книга Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть первая - Ципора Кохави-Рейни

лет. Для этого он даже летал в Америку. Отсюда и разочарование.

Интересна статья молодого автора Швайда. Он выступает против забвения современности в пользу мессианских настроений, означающих, по его мнению, период распада. А мы сейчас живем в устойчивую эру. Вот тебе и явный поход против утопий.

Я был прав, когда считал, да и сейчас считаю, что надо заново определить, что такое – утопия, как созидательная сила человечества. И вот, является представитель молодого поколения, который ничего не стесняется. Оппортунист, карьерист, он придерживается им самим выдуманной идеологии, и считает, что тоска по мессианству это, по сути, признак старения уходящего поколения, ничего не достигшего в течение своего существования.

По сравнению с этой идеологией, даже идеология Бен-Гуриона, отбрасывающая всю еврейскую историю в диаспоре, оставляя только мессианство – более прогрессивна, как идеология человечества. Как видишь, вещи эти чрезвычайно сложны и запутаны.

Здоровья и счастья,

твой Израиль

20.08.57

Дорогая моя.

Вчера мы посетили винокурню и дом семьи Ааронсон – НИЛИ. Они создали подпольную организацию НИЛИ – Нецах Исраэль ло ишакер – Вечный Израиль не обманет.

Вообще-то никуда не еду, наслаждаюсь прохладным воздухом в своей комнате в доме отдыха.

Очень рад, что книга твоя продвигается. Тут рассказывали мне об автобиографиях, написанных нацистами. Запишу их названия.

Очень скучаю. Пуст день без твоего письма. Больше не буду уезжать в отпуск без тебя. Страшно тебя не хватает по утрам, когда я просыпаюсь. Общества здесь достаточно. Всегда находится какой-нибудь зануда. Одно спасение – чтение. Считаю дни до окончания отпуска.

В Иерусалиме празднуют двадцатипятилетие со дня создания движения “Алият Аноар” (Репатриация молодежи). Еврейское агентство приглашает Наоми выступить от имени ветеранов движения.

Наоми взволнована несправедливостью организаторов торжеств. Реха Фриер, основавшая осенью 1932 года в Германии движение, оттеснена в сторону. А все поздравления принимает политик Генриетта Сольд. Наоми собирается говорить об учебной ферме Рахели Янаит Бен-Цви:

“Домой! Домой!

Вот мы у входа в бывший военный лагерь британцев на шоссе, и не отрываем взглядов от белого здания. За нашими спинами краснощекие шотландские солдаты насвистывают свои песенки, с удовольствием пошучивают, глядя на испуганных девушек, беззвучно стоящих у ворот. А по шоссе тянется бесконечный поток арабов. Мы всё ждали, когда шоссе опустеет. В конце шоссе виднелся дворец верховного наместника, мрачный, с толстыми стенами, наглухо запертый.

Между воинскими лагерями и дворцом находится учебная ферма для девушек. Наш дом.

Как в него войти? За дворцом – арабское село, дикое и враждебное. Арабы всегда возникают внезапно из-за серых стен дворца, и короткая дорога от лагеря к нашей ферме полна опасностей для девушек, таких как я. И мы бежим что есть силы между арабами и их ослами. Слева от нас глубокий овраг – вади. Дальше, по пути, несколько еврейских домов. На одной из крыш стоит еврей, охранник, следящий за нашим передвижением. Мы двигаемся перебежками, прыгаем, а глаза наши не отрываются от белого здания, на крыше которого сверкают на солнце цинковые баки для нагрева воды.

Из дворца выезжает роскошный автомобиль верховного наместника. Все движение на шоссе замерло. Слышен только ослиный рев. Все живое механическое оттиснуто на обочины – арабы, ослы, мы среди них. Несколько минут тишины и покоя. Лишь проехал автомобиль, и вновь мы бежим, охваченные страхом. Добегаем до дома, тяжело дыша, лица багровы, но в сердцах – чувство облегчения. У ворот – маленькая будка охранника и шумное кудахтанье кур встречает нас. Целая оранжерея цветов растянулась вдоль полевой дороги, ведущей к дому. За оранжереей – скальный грунт. Каменистая земля Иерусалима сурово смотрит на нас. Дом наш – двухэтажный – обширный, сверкает чистотой. Наша группа первая, которая обосновалась в нем. Все мы из Германии. Год 1934. Мечта нашей руководительницы Рахели Янаит Бен-Цви – готовить нас к труду и преподаванию. Первая беседа с нами состоялась на плоской крыше белого здания – нашего общежития. Была весна. С одной стороны дома древний ландшафт, черные голые скалы раскаленные на солнце и подобные окаменевшим существам. С другой стороны дома раскинулся город Иерусалим своими домами, стенами, башнями. Старый город, вправленный в новые молодые кварталы с проплешинами пустырей. Рахель пыталась нас приобщить к своей мечте, говоря, что нашими руками можно будет одолеть пустыню. Но в эти первые дни наши сердца не очень воспринимали эти пророчества. Все еще в нас болели раны вырванных корней из мест нашего рождения и взросления. Мы были дочерьми тридцатых годов двадцатого столетия, кризисных годов. Родились мы после Первой мировой войны, взрослели, когда перед нашими глаз рухнул старый мир. Мы еще немного вкусили от старого мира, который еще дышал перед своим исчезновением. Этого немногого было достаточно, чтобы внушить нашим душам надежду и тоску по ценностям, которых больше нет. Мы были бездомными, нас мучила тоска по детству, по дому отца и матери, по ушедшему, потерянному навсегда миру, которому было такое суждено со всем, что было в нем хорошего и плохого, положительного и отрицательного. В первые годы в Израиле мы разрывались между реальностью жизни, которую еще не очень-то понимали и не врастали в нее, и между воображаемым миром, от которого еще не могли освободиться. Мы разрывались от лихорадочного желания соединить эти два мира – реальный и воображаемый.

Вечерами, когда город Иерусалим ослеплял нас множеством огней, мы сбегали из дома. Шатались по улицам, и глаза наши не отрывались от освещенных окон домов, и сердца наши скребла тоска по родному дому, по семье, по нормальной жизни. Мы ощущали себя бездомными, мы блуждали отчужденно по улицам, а затем бегом возвращались к воротам лагеря и вновь не отрывали глаз от нашего белого здания, чтобы ощутить это, ставшее родным место, дающее нам кров и пищу, дом, борющийся за наши души, и со всех сил старающийся сделать родными эти стены и улицы. Сидели мы в большом зале, где сейчас с нами Рахель, в зале, который был нам и учебным классом, и клубом. Стены его были выкрашены зеленым цветом, мебель была светло зеленого цвета.

“Кто вы?” – спрашивала она. – “Чего вам шататься по улицам? Вы что, бездомные?”

Бездомные. Слово это мы услышали впервые от Рахели. Немало времени ей понадобилось, перевести это слово на немецкий язык – Кто вы? Бездомные? Это были первые шаги по твердой почве, первое ощущение настоящего реального дома.

Глава одиннадцатая

Книги пишутся не только чернилами, но и кровью.

Наоми еще и еще раз переписывает новые страницы.