Книга Демон пробуждается - Роберт Энтони Сальваторе

Элбрайн затаил дыхание, когда жеребец выбежал в открытое поле — черный, как ночь, если не считать белых «носочков» на передних ногах и белых пятнышек над глазами. Было ясно, что жеребец каким-то образом чувствует его присутствие, хотя ветер дул в сторону юноши и они находились друг от друга на значительном расстоянии.

Жеребец забил копытом, встал на дыбы и негромко заржал. Пробежал немного вперед, словно демонстрируя свою силу, повернулся и скрылся в лесной чаще.

Элбрайн стоял, словно окаменев. Нет, сегодня удивительный жеребец больше не вернется, понял он, медленно побрел прочь и отыскал кентавра, занятого изготовлением своих дьявольских стрел.

— Рад видеть тебя, — Смотритель расплылся в улыбке. — Судя по всему, ты сейчас из рощи. — Элбрайн покраснел при мысли, что, по-видимому, все чувства отражаются у него на лице. — Я же говорил тебе. Это такое необыкновенное создание…

— Как зовут жеребца?

— Все по-разному, — ответил кентавр. — Но, не зная имени, к нему не подступишься.

— И откуда же я узнаю, как его зовут?

— Глупый мальчик. Тебе не нужно узнавать — ты уже знаешь.

И кентавр ушел, оставив юношу наедине со своими мыслями.

Элбрайн приходил в рощу и на следующий день, и день спустя, и так день за днем. В конце концов, примерно через неделю, он снова услышал или, скорее, почувствовал музыку.

Конь опять вышел на открытое пространство. Элбрайн, завороженный его красотой, не мог отвести взгляда от мощного крупа и широкой груди, от умной, выразительной морды и черных, все понимающих глаз.

Внезапно в сознании, словно само собой, всплыло слово; Элбрайн покачал головой, не понимая. Сделал шаг вперед, но конь уже уносился прочь.

Их третья встреча произошла через день. Жеребец выбежал из леса и остановился, глядя на Элбрайна.

То же самое слово снова прозвучало в голове юноши, но на этот раз он понял, что оно имеет самое непосредственное отношение к благородному коню.

— Дар! — окликнул он жеребца и смело вышел из рощи. К удивлению юноши, к его восторгу и одновременно ужасу, конь встал на дыбы и громко заржал, а потом опустился на все четыре ноги и ударил копытом по земле. — Дар, — повторял Элбрайн снова и снова, медленно приближаясь к нему.

И вот юноша стоял уже всего в пяти шагах от него.

— Дар, — уверенно произнес он, и конь снова заржал, вскинув голову.

Юноша подошел еще ближе, широко раскинув руки, чтобы показать, что он невооружен. С огромным уважением, очень нежно он положил руку на шею жеребца и погладил его.

Тот выглядел довольным, но вскоре отскочил и умчался прочь.

Так они встречались день за днем, постепенно привыкая друг к другу. Вскоре у Элбрайна возникло ощущение, что этот конь предназначен именно для него и что, скорее всего, его появлением он обязан эльфам.

— Это правда? — спросил он дядю Мазера как-то ночью. — Может быть, это подарок от Джуравиля? — Ответа он, как обычно, не получил, но, тоже как обычно, собственные слова навели его на новую мысль. — Нет, такого коня нельзя просто взять и подарить. Однако эльфы, несомненно, сыграли тут какую-то роль, иначе я вообще не встретил бы его, да и сам жеребец повел бы себя иначе… Пирамида, — прошептал он спустя некоторое время. — Все дело в ней.

И как он раньше этого не понял? Магия каменной пирамиды привела к нему коня… нет, сделала так, что они встретились — человек и конь. Теперь юноше больше чем когда-либо захотелось узнать, кто же был похоронен под этой пирамидой, кто обладал магией столь сильной, что даже после его смерти она оказалась способна в нужный момент призвать этого жеребца и наделить его таким умом. На следующий день он впервые скакал на спине жеребца, без седла, вцепившись руками в густую гриву. Ветер свистел у него в ушах, деревья, кусты, скалы — все летело мимо, мимо…

Как только он спешился, Дар повернулся и убежал. Элбрайн не пытался остановить его, понимая, что их отношения отличаются от тех, которые складываются между хозяином и его конем в обычных условиях; это была дружба, основанная на взаимном уважении и доверии.

Дар вернется, он знал, и позволит ему скакать на себе — но тогда, когда сам захочет этого.

Глядя вслед жеребцу, Элбрайн вскинул руку в салюте — в знак уважения и понимания того, что, хотя у каждого из них своя жизнь, отныне они неразлучны.

ГЛАВА 31 СНОВА ДОМА, СНОВА ДОМА!

На протяжении двух последующих недель доверие Эвелина к Джилл возросло настолько, что он начал открыто обучать ее обращению с камнями. Поначалу он использовал обычные методы — те же самые, которые применялись в Санта-Мир-Абель. Однако ему очень быстро стало ясно, что девушка далеко обогнала любого начинающего ученика и была потенциально почти так же сильна, как и он сам, когда магистр Джоджонах впервые показал ему опыт с выходом из тела. Эвелину не понадобилось много времени, чтобы разобраться в причинах этого феномена. Да, Джилл обладала природной силой, но далеко не в той степени, как он сам; просто она уже не была начинающей. Решающую роль сыграло слияние, к которому он вынужден был прибегнуть, когда его ранили. В результате она, не отдавая себе в этом отчета, усвоила то, на что у монахов уходят месяцы, если не годы. По мере того как углублялась их дружба и возрастало взаимное доверие, Эвелин пришел к выводу, что можно снова использовать гематит, на этот раз уже исключительно для обучения. Одновременно он гораздо лучше стал понимать свою молодую спутницу — и много узнал о ее мрачном прошлом.

— Дундалис… — это слово сорвалось с губ Джилл, словно перезвон церковных колоколов; перезвон, который мог быть и праздничным, неся в себе надежду и обещание вечной жизни, и траурным, возвещающим смерть. Девушка провела рукой по заметно отросшим густым волосам и с подозрением взглянула на Эвелина. — Ты знал, — монах лишь пожал плечами. — Тебе каким-то образом стала известна моя история. В Палмарисе… Ты разговаривал с Грейвисом!

— С Петтибвой, если быть точным.

— Как ты посмел?

— У меня не было выбора, — возразил Эвелин. — Мы ведь друзья.

Джилл пролепетала что-то бессвязное, пытаясь разобраться в случившемся. После Палмариса Эвелин повел ее на север, в глубь дикой, малонаселенной местности. У нее не возникало ни малейших признаков узнавания — до тех самых пор, пока они не пришли в деревушку под названием На-Краю-Земли и кто-то произнес слово «Дундалис».

Ее охватило желание наброситься на Эвелина с кулаками, но девушка не могла не признать правоты его последних слов. Он и в самом деле был ей другом, надежным и верным.

— Ты убегаешь от призраков, моя дорогая Джилл, — продолжал Эвелин. — Я вижу твою боль, чувствую ее, как свою собственную. Она проявляется в каждом твоем жесте, в каждой вымученной улыбке… Да, вымученной, я не оговорился, потому что, признайся, Джилл, разве ты хоть раз улыбалась от души? — В голубых глазах девушки заблестели слезы, она молча отвернулась. — Конечно, улыбалась, я не сомневаюсь в этом — но это было до того, как разразилась беда, до того, как тебя стали преследовать призраки.