Книга Мoя нечестивая жизнь - Кейт Мэннинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Комсток был подл, как речной вор[97] или член Тараканьей Банды[98], рассказывали (фрейдисты этим очень бы заинтересовались в этом новом веке, до которого я дожила), что в кармане он таскает резиновую змею и пугает детей. Правда, обычно он извлекал из кармана жетон почтового чиновника и кричал: «Вы арестованы!» Его жертвы месяцами гнили за решеткой в ожидании суда, здоровье их подтачивалось, семьи распадались, репутация рассыпалась в прах.
В те годы (еще до охоты на меня) мистер Комсток собрал тридцать тысяч фунтов так называемых непристойных материалов. Что же он сделал с такой грудой похабщины? Мы с Чарли шутили, что старина Тони наверняка садится у камина с Библией, между страниц которой воткнуты порнографические открытки, и читает столь увлеченно, что не замечает, как вспыхивают его красные пижамные штаны. Не к добру мы так веселились.
– Да он предпочитает иметь дело с обнаженными красотками, а не с акушерками, – смеялся Чарли. – Небось прибыла очередная колода карт с голыми дамами, так что Мадам мигом вылетела у него из головы.
И казалось, Чарли прав. В течение года мое имя больше не всплывало в газетах. Комсток не давал о себе знать.
Впрочем, как и моя сестра. Если чей-то образ и преследовал меня, то это был образ не Энтони Комстока, а Датч. Минуло тринадцать месяцев с того дня, когда она выбежала из моей гостиной. Гд е она? Гд е бы ни была, ей за меня стыдно. Роскошь моего дома не подкупила Датч. Она считает, что я ее недостойна. И счастлива ли она? Вряд ли. Суровый муж. Мечты о ребенке. Любовник. Тайны. Одна из которых – я, ее позор. Если бы кто-нибудь узнал, что дьяволица Мадам Де Босак приходится ей сестрой, Датч умерла бы со стыда. Я начинала верить, что видела ее в последний раз.
Но в самую холодную неделю февраля 1880-го, сразу после завтрака, я услышала звон колокольчика, а затем голос Мэгги, возражавшей кому-то. Из зала донеслись звуки какой-то суеты. Наконец ко мне явилась Мэгги и доложила, что в зимнем саду меня ждет миссис Лиллиан Риардон. Моя сестра.
Я кинулась вниз по лестнице, распахнула дверь:
– Датч!
Она стояла неподвижно, лицо застывшее.
– Прости, прости, я хотела сказать – Лили, – зачастила я, с трудом сдерживая волнение. – Я так рада видеть тебя, милая моя сестра… Ох, прости, милая моя школьная подруга. Как хорошо, что ты вернулась.
Датч молчала, стояла все такая же окаменелая, не глядя на меня.
– Думала, уже никогда тебя не увижу…
– Обстоятельства переменились, – тихо сказала она.
– Ты здорова?
Она криво улыбнулась и принялась крутить свадебное кольцо с бриллиантом на пальце левой руки, будто сам палец хотела оторвать.
– Ты вся дрожишь, милая.
– Правда?
Я отвела ее в гостиную. Мэгги принесла нам чай.
– Никому не говори, что я здесь, – прошептала Датч, когда Мэгги ушла. – Пожалуйста, Энн. Ты доверяешь прислуге? Они не проболтаются?
– Мои слуги умеют хранить секреты. Я им хорошо плачу именно за это.
– Твоя горничная…
– Мэгги?
– Она видела мою визитку год назад. Она знает мою фамилию. Ван Дер Вейл.
– Бедняжка с трудом умеет читать. К тому же у нее есть кое-какие и свои тайны.
– Какие тайны?
– Не скажу. Только если отец ее когда-нибудь разыщет, головы ей не сносить.
Сестра сидела, крепко сжимая чашку, взгляд устремлен в далекую точку. Я была уверена, что сейчас она поведает, как муж раскрыл ее связь с Пиккерингом.
– Что случилось, дорогая Лили? – спросила я. – Несчастье какое?
Она затрясла головой, мелко, быстро.
– Что?! Он выгнал тебя? Ушел к другой? Твоя приемная мать миссис Эмброз разозлилась на тебя? Ей известно, что ты раскрыла ее секреты?
– Нет.
– Тогда что?
Она сглотнула. Белое горло дернулось.
– Я… – Она опустила глаза и снова подняла. Мне все стало ясно.
– О, Датч! Таблетки? Они подействовали?
– Я их не принимала. Мой муж в Европе.
– Наверное, когда услышит новости, примчится назад на всех парах.
– Ты не понимаешь! – воскликнула она в сердцах. И тут я поняла.
– Я не виделась с Элиотом, – произнесла она равнодушно, – больше года.
Датч повернула голову к окну, за которым серел зимний сад. Ветки магнолии темными когтями вонзались в низкое небо. Старый снег, присыпанный угольной пылью, укрывал землю.
Я встала, подошла к сестре сзади, положила руки на плечи, прижалась лицом к ее волосам. Датч согнулась, закрыла лицо руками.
– Я пропала. Бесповоротно.
– Нет, ты нашлась. Я тебя нашла. Мы с тобой нашли друг друга.
– Маменька думает, что я в Берлине с Элиотом.
– А Элиот?
– Он считает, что я в санатории у доктора Бедфорда, пытаюсь вылечить свое недомогание.
– Когда Элиот возвращается?
– В апреле. Двадцать первого апреля.
Через семь недель.
– Сколько месяцев прошло?
– Говорю же тебе, он уехал еще на прошлый Новый год.
– Да я не про Элиота, я про тебя.
Она посмотрела на меня перепуганными глазами.
– Когда у тебя была последняя…
– Я не знаю… Три или четыре недели. Может, пять. Не знаю!
– Ты уверена, что Элиот не подозревает…
– Это невозможно!
– Мне ты скажешь? Его имя не имеет значения. Она покачала головой и не произнесла ни слова.
– Что ты собираешься делать? Хочешь остаться здесь? Оставайся на весь срок.
– Не могу. Только не здесь. Маменька…
– Она тебе не мать.
– Нет, я не могу здесь остаться.
– Я возьму ребенка и воспитаю. Все, что хочешь. Я…
– Нет! Никогда. Не могу. – Ее трясло все сильнее.
– Его отец женат?
По ее молчанию я поняла, что женат.
– Я в ловушке, – прошептала Датч. – У меня в мыслях никогда не было… доктора сказали мне, что я бесплодна… что у меня никогда…
– Тебе не надо проходить через это. У тебя есть я.
