Книга Больше, чем любовь - Татьяна Осипцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не кори себя. Если аборт сделала, значит, сама так решила, не на аркане же ты ее волок? Женщину трудно заставить сделать такое. А что потом?
– Да ничего. Просто всех своих пассий я предупреждал заранее, что никакой ответственности не несу, чтобы предохранялись. Многие годы я даже не думал об отцовстве, пока не полюбил тебя, да и то не сразу. Когда ты забеременела Димкой – я чертовски расстроился. Я ведь надеялся тебя добиться, а это откладывалось, и надолго.
– Я почему-то очень стеснялась перед тобой.
– Да, помню. Я пришел поздравить с Новым годом – а у тебя живот. Я был ошарашен, и больше не появлялся у вас, пока ты не позвонила и не сообщила, что одна дома и вот-вот родишь.
Я испугался, примчался раньше твоей мамы и «Скорой»… А когда в роддоме меня по ошибке назвали папашей и всучили ребенка, я зубами скрипел и думал: почему это не мой сын? Димка был такой маленький, красный, сморщенный. И ты рядом – необычная, бледная.
– Да уж, роды не красят…
– Напротив, ты была какая-то прозрачно-светящаяся. У тебя даже глаза светлее стали.
– Мне тогда двадцать только что исполнилось, конечно, я была лучше… Интересно, ты так и будешь целый день лежать, ожидая, когда он зашевелится? – переменила Наташа тему.
– Отчего же лежать, можно и покувыркаться!
– Нет.
Она взглянула на мужа, проверяя реакцию на запретное слово.
– А мне умные люди говорили, что у беременных половое влечение усиливается…
– Ты этот момент уже проморгал. Когда переваливает на вторую половину, не всегда хорошо себя чувствуешь.
– Тебе плохо? – забеспокоился он.
– Нормально. Просто обычно до полудня немного не по себе.
– Тогда я позвоню, пусть завтрак трансформируют в обед. Во сколько ты хочешь?
– Ты теперь всегда так будешь вокруг меня прыгать или просто сейчас прогибаешься? – прищурилась Наташа.
– Всегда буду. И вообще я хочу, когда ты родишь, быть только с тобой и с ребенком, и никого не видеть!
– Купи островок где-нибудь в Океании…
– Легко! – улыбнулся Пахомов. – Но ты хоть представляешь, где это – Океания?
– Понятия не имею.
– Там жарко, сыро и живут акулы.
– Тогда не надо, – рассмеялась она.
Борис задумался.
– А знаешь, киска, остров – это идея!
– Ты что, сдурел? Я никуда далеко уезжать не собираюсь!
– А если не очень далеко, в радиусе сотни-другой километров?
– С какой целью?
– Чтобы ребенок рос на свежем воздухе и нам никто не мешал. Ведь смотри, мы всегда расставались из-за каких-то внешних причин, не имеющих к нам отношения.
– В частности, из-за твоих баб, – уточнила Наташа.
– Или из-за твоего упрямства, уж извини, что напоминаю. И с моей стороны была беспочвенная ревность, но если мы будем жить на острове…
– А работа?
– Пошла она к черту, бабок хватит!
– Со скуки помрешь… – покачала головой Наташа.
Но Пахомову явно нравилась новая идея.
– Можно приезжать иногда, подчиненных вздрючить, и опять на островок.
– Ну, не знаю, еще родить надо…
– Можно поехать рожать за рубеж, в лучшую клинику…
– Нет уж, мой дорогой, я Георгию Абрамовичу доверяю, и не хочу никаких иностранных клиник!
Пахомов нервно мерил шагами узкий коридор перед приемным покоем. Теща, сидевшая на стуле в углу, увещевающим тоном попросила:
– Борис, успокойтесь, не ходите вы из угла в угол, все будет хорошо.
– Ольга Павловна, ну почему она не разрешила мне быть рядом? Что там происходит уже четыре часа?
– Не четыре, а три с половиной. Это нормально, дети быстро не рождаются.
– Я выйду во двор, если что – позовите.
Он вышел в зеленый садик больницы, сел на скамейку, закурил и стал смотреть на окна второго этажа, где находилось родильное отделение. Многие из них по случаю хорошей погоды были открыты. Оттуда раздавались голоса, какие-то команды, слышалось звяканье металлических инструментов, и вдруг – натужный стон и за ним какой-то нечеловеческий, звериный рык.
«Это не может быть Наташа, – пронеслось у него в голове, – это кто-то другой рожает».
Бросив сигарету в урну, Борис рванулся к двери приемного покоя.
Ольга Павловна взяла его за руку, и он позволил себя усадить.
– Хоть бы вам разрешили там побыть!
– Наташа сама не захотела. Вы же знаете, Боренька, она боится, что ее будут слишком жалеть. В конце концов, все мы так рождались, без свидетелей – и ничего. Не волнуйтесь, в первый раз она родила нормально, а вторые роды всегда легче.
Он сидел, зажав кулаки между коленями и крепко стиснув зубы.
– Ну, представьте себя со стороны, Боря! Хорошо, что вас подчиненные не видят…
Он подошел к зеркалу у входа: вид идиотский, волосы всклокочены. Достал расческу из внутреннего кармана, и уже успел привести себя в порядок, когда в коридор выглянула медсестра.
– Борис Алексеевич? Пройдемте со мной.
– Что, она уже родила? – не то испугался, не то обрадовался он.
– Пока дойдем, точно родит. Наденьте вот это.
Они долго шли длинными коридорами, и у Пахомова замирало сердце: неужели он уже отец?
Сестра заглянула в дверь и, отступив, пропустила его. Он сразу увидел жену, все остальное как-то отодвинулось. Наташа лежала, закрыв глаза, на измученном лице блуждала слабая улыбка. Он тихонько подошел к ней и взял влажную руку. Она открыла глаза и прошептала:
– Девочка, как ты хотел…
– Спасибо, родная, – только и смог ответить он, целуя ее в лоб.
Акушерка уже готова была показать ребенка отцу.
– Три пятьсот, пятьдесят один сантиметр. Хорошая девочка.
Боря с восторгом смотрел на запеленатого младенца.
– Можно мне ее подержать?
– Держите, только осторожно головку.
Он протянул руки и взял сверток, удивившись его легкости. Любуясь, сказал:
– Посмотри, Наташенька, у нее волосики темные, как у меня, и длинные ресницы, а бровки как нарисованные. Она просто красавица! Мы ведь назовем ее Людочкой?
В ответ Наташа слабо улыбнулась. И вдруг лицо ее напряглось, исказилось от боли. Борис испугался, акушерка подхватила ребенка, а его потеснила к выходу.
– Все нормально, скоро вы сможете вернуться.
