Книга Сын Красного корсара - Эмилио Сальгари

— И что же? — спросил сеньор ди Вентимилья.

— А если бы я вместе с доном Эрколе притащили вам какого-нибудь слугу этих господ? У подобных господ всегда есть майораль или что-то вроде управляющего; они обязательно в курсе господских секретов. Это дело мне кажется более легким.

— Предоставляю вам полную свободу действий, — ответил сеньор ди Вентимилья. — Вы столько раз проявляли передо мной качества отъявленного плута, который способен захватить в плен даже вице-короля Панамы.

— Если бы только захватить его врасплох и проводить до Тароги, будьте уверены, что через сорок восемь часов вы бы получили свою сестру, — не стеснялся давать обещания гасконец. — Но это — уже другое дело. Дон Эрколе, вы согласны пойти со мной?

— Я всегда в вашем распоряжении, — ответил набивавший брюхо фламандец.

— Вы, Мендоса, остаетесь здесь, будете составлять компанию сеньору графу. Если мы задержимся, не волнуйтесь. Дело это нелегкое, но я не теряю надежды преуспеть в своем начинании. Гасконская тыква всегда стоит чуть больше других — по меньшей мере, так говорит наша старая пословица.

Он опустошил второй бокал, потом простился с сеньором ди Вентимилья, который с помощью Мендосы ложился на одну из кроватей, стоявших в комнате, и вышел вместе с пыхтевшим, как тюлень, доном Эрколе.

Прекрасная кастильянка все еще приводила в порядок таверну.

— Сеньора, — сказал гасконец, подкручивая усы, — надеюсь встретить вечером еще одну бутылку этого великолепного бордо. Верно, она не будет последней в вашем погребке.

— Я подыщу вам еще что-нибудь, кабальеро, — ответила прекрасная вдова, показав свои белоснежные зубы.

— Рассчитываю на вас, точнее — на ваши подвалы.

И он с чрезвычайной важностью приподнял свою шляпу с пером, словно находился перед знатной дамой, потом послал кончиками пальцев воздушный поцелуй и удалился в сопровождении молчаливого фламандца.

— Дружище, — сказал гасконец, — а пойдем-ка прогуляемся по улице Арамейо. Правда, я не знаю, где она находится, но думаю, мы ее найдем. Надо пройтись вдоль дворца этого мошенника-советника. На главной площади мы можем встретить либо дона Хуана де Сасебо, либо маркиза, и тогда — дело скверно! Тогда придется отступать.

— Что вы хотите сделать в конце-то концов?

— По меньшей мере, похитить какого-нибудь слугу маркиза.

— Посреди бела дня?

Гасконец остановился и удивленно посмотрел на дона Эрколе.

— Гром и молния! — пробурчал он. — Может быть, у фламандцев слегка туповатые мозги? Наши-то, гасконские, всегда ясные.

— Зато слова у вас какие-то темные.

— Может быть, вы и правы, дон Эрколе; попозже объясню вам понятнее.

Каждый закурил по толстой сигаре, подаренной прекрасной кастильянкой, и двое авантюристов продолжили прогулку, время от времени осведомляясь у прохожих, где находится улица Арамейо.

Двадцать четыре городских колокольни отзвонили полдень, когда наконец-то они подошли ко дворцу дона Хуана де Сасебо.

Из предосторожности они надвинули свои шляпы на глаза и приблизились к маленькой калитке, возле которой важно прохаживался молодой метис, вооруженный алебардой.

— Вот он, мой человек, — сказал гасконец. — Предпочту наполовину белого чистокровному негру. Они понятливее диких сыновей Африки и не так хитры. Дон Эрколе, ждите меня здесь, можете продолжать курить. С этой задачей справлюсь я один.

Он решительно направился к метису и, приподняв шляпу, спросил почти плачущим голосом:

— Не находится ли случаем дома многоуважаемый советник дон Хуан де Сасебо?

Метис резко остановился, высокомерно оглядел гасконца, потом, уперев тяжелую алебарду в дверной косяк и важно подбоченившись, спросил пренебрежительно:

— Кто вы такой?

— Бедный искатель приключений, прибывший из Мексики; бедный — это так принято говорить, но в моих карманах завалялось больше сотни пиастров, которые могут оказаться в ваших карманах.

Метис, услышав о пиастрах, которые могут стать его собственностью, и возможно, без большого труда, скинул с себя немного важности.

— Что вы хотите от моего многоуважаемого хозяина, советника Королевского суда Панамы?

— Я хотел бы обратиться к нему с просьбой о правосудии. Я специально приехал из Мексики и готов потратить свои последние сбережения на того, кто мне поможет в этом деле.

— Но вы не сказали, в чем оно заключается.

— А!.. Долго рассказывать, да и не могу я это делать здесь, прямо посреди улицы. Если бы вы пошли со мной в гостиницу, где я остановился, там мы могли бы неплохо выпить.

Метис, уже видевший в мечтах большую кучку пиастров, что выдавал блеск его глаз, подозвал негра, курившего на первой ступеньке лестницы. И передал ему алебарду с такими словами:

— Стань на пост, а вечером я дам тебе бутыль агуардьенте. Мне надо проводить вот этих сеньоров. — Потом, повернувшись к гасконцу и фламандцу, он добавил: — Я к вашим услугам.

— Идемте; мы весело проведем полдня, — пообещал дон Баррехо.

Они пошли по главной улице. Гасконец внимательно смотрел то направо, то налево, отыскивая какую-нибудь таверну, потому как из предосторожности не хотел вести метиса в посаду прекрасной кастильянки.

Пройдя несколько улиц, он отыскал наконец одну фонду, что-то вроде харчевни, которую посещали в основном люди сомнительной наружности; разумеется, она и смотрелась неприглядно.

— Вот мы и на месте, — сказал гасконец. — Здесь подают настоящие испанские вина.

Они вошли, хлопнув дверью, как люди, которым дозволена некоторая фамильярность, и уселись за стол в самом темном углу харчевни.

Хозяин, человек довольно смуглый и весьма волосатый, с готовностью подлетел на громкий призыв гасконца.

— Чего изволите, кабальерос? — спросил он.

— Четыре бутылки самого лучшего вина, какое только есть у вас в подвалах, — сказал дон Баррехо. — И если это будет не испанское или не французское вино, я оторву вам уши.

Хозяин, давно привыкший к грубостям авантюристов, дождем сыпавшихся в Панаму из Мексики или Перу, исчез, ухмыляясь, и вскоре вернулся с бутылками, которые вроде бы имели почтенный возраст, судя по покрывавшим их пыли и паутине.

— Как вас зовут? — спросил гасконец, поворачиваясь к метису?

— Алонсо.

— Хорошо, любезный Алонсо, пейте вволю, потому что плачу я. Потом подойдут и пиастры.

— Вы очень щедры, — ответил метис, — куда щедрее моего хозяина.

Они наполнили чаши и залпом осушили их; так продолжалось до тех пор, пока две бутылки не опустели.

— Ну, а теперь, когда мы слегка остудили язык, можно и поговорить, — сказал гасконец, который, казалось, и не пил ничего, кроме воды, тогда как метис, не привыкший, конечно, пить столь благородное вино, уже начинал чувствовать легкое головокружение. — Вы должны знать, любезный Алонсо, позвольте мне вас так называть…